– Что же вам не спится, господа, отчего меня отвлекаете от завтрака? – спрашивал он без грубости и даже вальяжно.
– Господин Эшбахт, мы бы не осмелились вас беспокоить, коли люди ваши не беспокоили бы нас, – начал самый старший из пришедших. – Все баржи от нашего берега отошли, ни единой самой утлой лодки у пирсов не осталось. Торговля встала.
– О, торговлишка у вас, говоришь, встала? – едва не ли соболезнующим тоном произнес генерал.
– А еще ваши люди разбирают наши амбары, – добавил другой горожанин.
– И заборы, они все заборы берут себе, что у нас на краю города были, – подал голос третий.
Волков это знал и без них. Он сам на то давал добро. Зачем рубить да пилить да потом тащить деревья, если можно отличные бревна взять, разбирая крепкие амбары, а добротные заборы растащить на доски. Но, признаться, тон этих господ и претензии их Волкова удивили и даже повеселили.
– Вы никак жаловаться, господа горожане, пришли?
Он даже встал и засмеялся. А с ним над глупостью горожан стали смеяться и молодые господа, и старые офицеры. Господа горожане молчали, они и сами поняли всю неуместность своих претензий.
– А не ваши ли люди вчера недалеко отсюда стреляли в меня? – повышая тон, заговорил генерал. – Не ваши ли люди вчера убили моего солдата и ранили моего сержанта?
– Ну, то дело было военное, – промямлил один из пришедших.
Волков тут подскочил к нему – не смотри, что хром, – и прошипел дураку в лицо:
– Верно говоришь, верно, то дело военное. И лагерь ваш дело военное. Для чего его строили? А? Для чего тут припасы готовили, для чего тут добрых людей собирали, как не для войны. А позволь спросить тебя, горожанина, с кем вы воевать собирались? А?
Никто из делегации ему не ответил, только насупились все.
– Чего молчите, господа делегаты? Не хотите говорить, против кого силу собирали? Так я и без вас знаю… Собирались вы воевать против меня. И что же вы думали, что ваши люди на моей земле будут амбары мои беречь? Или торговлишку мою побоятся нарушать? Нет, людишки ваши известны всему свету своими зверствами, мало того, свирепостью и бесчестностью своими еще и кичатся. Так отчего же мне с вами честным быть? Может, скажете?
И опять из горожан никто не ответил. Всё так же стояли насупившись.
А кавалер, вроде как успокоившись, сел в свое кресло и продолжил уже без ярости:
– Три дня вам даю, чтобы собрали мне пятьдесят тысяч талеров Ребенрее или серебра по цене их. Иначе отдам ваш город на меч солдатам своим. И уверяю вас, то вам во много дороже станет. Головешки лишь от вашего города останутся. Все товары заберу, а баб ваших всякий брать будет, а уж дочерей так и вовсе дозволю увозить к себе в землю, моим солдатам в жены, венчая их по нашему ритуалу.
Горожане молчали, теперь они смотрели на него уже с испугом.
«Соберут денежки, соберут. В маленьком Ламберге купчишки и то двадцать тысяч собрали, а уж для торгового Милликона, где ярмарка, почитай, круглый год, пятьдесят тысяч не тяжки будут».
Делегация, кланяясь, ушла, а Роха, смеясь, говорил им вслед:
– Поглядите-ка на этих дураков, еще жаловаться вздумали. Надо же, совсем эти бараны горные про войны на своей земле позабыли.
– Сразу видно, что тут чужие солдаты горожанам в диковинку, – соглашаясь с ним, посмеивался полковник Брюнхвальд.
Глава 7
Вотчина графская, домен дома Маленов, из простых трех сел давно вырос в нечто похожее на город, но без стен, ратуши и мостовых.
Центром Малендорфа был большой графский замок, баронским не чета. Замок был не новый, но еще вполне себе зубастый, такой, что мог и осаду перенести, и при штурме устоять. А вокруг замка в порядке и чистоте стояли домишки, фермы, церкви, сыроварни, кузни, таверны и постоялые дворы. Всего там было в достатке, оттого казна бережливых Маленов никогда не пустовала.