– Это цвет крови, – заметила я. – Ты хочешь выглядеть как воин?

– Мужчине-воину нужна женщина-воин, – ответила Клитемнестра, держа тунику у лица.

– Значит, ты по-прежнему склоняешься в пользу Агамемнона?

– Да. Моим мужем будет он[9]. Я уеду в Микены.

Без малейшего смущения она сняла ночную рубашку и осталась обнаженной. У нее было очень сильное тело, с широкими плечами, но тем не менее женственное. Черты лица резкие, но тоже совсем не мужские. Просто так себя проявлял в теле ее властный дух. Служанка внесла тунику из алой шерсти, сестра облачилась в нее.

– Я буду скучать по тебе, – тихо сказала я.

Лишь теперь я поняла, как мне ее будет не хватать. Она всегда была рядом, она присутствовала в моих воспоминаниях с младенчества: то спасала, то дразнила, то играла со мной. Теперь ее комнаты опустеют.

– Но мы ведь всегда знали, что так будет, – ответила Клитемнестра.

Она была прямолинейна во всем. Она рассуждала так: я женщина, значит должна выйти замуж. Выйдя замуж, я должна буду покинуть Спарту. Все происходит как должно. О чем же тогда печалиться и рассуждать?

Она со спокойной душой покидала меня, и ее спокойствие причиняло мне боль.

– А как же быть с Агамемноном? С его… с его… – не решалась я произнести страшное слово.

– С его проклятием? – Она пожала плечами. Потом повернулась и испытующе посмотрела на меня. – Не могу объяснить даже самой себе. Но это проклятие – одна из причин, по которой меня влечет к нему.

– Как? Ты хочешь навлечь беду на себя? Хочешь собственной гибели? – Я пришла в ужас от заявления сестры.

– Нет. Я верю, что смогу противостоять проклятию. И может, даже одолеть его. – Она подняла голову. – Судьба бросает мне вызов. Я принимаю его.

– Но ведь беда может прийти и в наш дом! Ради всех богов, не делай этого!

– Ты разве забыла об оракуле, который касается нас с тобой? Над нами тоже тяготеет рок. Разве отец тебе не говорил о проклятии Афродиты, о том, что его дочери обречены менять мужей? «Ибо царь Тиндарей, богам принося свои жертвы, лишь о Киприде не вспомнил нежнодарной. В гневе дочерей его двубрачными сделала богиня, и трехбрачными, и мужебежными». Так что, если ты намерена хранить верность мужу, тебе тоже придется вступить в борьбу с богами и предсказаниями оракула!

Мне хотелось взмолиться: «Не покидай родного дома! Не покидай меня! Прошу! И не выходи замуж за Агамемнона. Мне он не нравится». Но я не вымолвила ни слова. Когда дочь выходит замуж, в семье всегда образуется брешь.

– Осталось немного потерпеть, и я наконец получу мужчину, которого хочу, – подытожила Клитемнестра.

Последним выступал посланник жениха с Крита. Он не сказал и не показал ничего особенного и не привлек внимания невесты. Произнеся коротенькую речь, он тихо покинул зал. Он понимал – как, впрочем, и все, – выбор уже сделан.

На последнем собрании отец подарил всем женихам по памятному подарку – бронзовому котлу и поблагодарил за оказанную честь. Затем объявил, что его дочь Клитемнестра станет женой Агамемнона из Микен.

Я вздрогнула, услышав слова «станет женой Агамемнона из Микен», от них повеяло безнадежностью и неотвратимостью.

Свадьба состоялась через два месяца. Клитемнестра восседала в брачной колеснице, которая увозила ее в Микены, и лицо у нее было счастливое: она твердо решила переломить предсказанную судьбу.

Без Клитемнестры стало одиноко. Первое время я надеялась, что она будет навещать отчий дом, как это делают другие замужние дочери. Но она предпочитала не покидать Микены, да и расстояние между нашими городами было слишком велико для частых визитов. Братья старались заполнить пустоту в семье. Отец постепенно успокоился и был доволен заключенным союзом. Радовался он и тому, что придуманный в свое время ход оказался успешным: образ «самой прекрасной женщины на свете» пустил корни в народном воображении. Отвергнутые Клитемнестрой женихи разносили по разным землям молву о моей красоте, и умами греков овладела навязчивая идея: Елена, царевна Спартанская, является прекраснейшей женщиной на свете. Сразу после обручения Клитемнестры к отцу стали обращаться с вопросами, когда он будет выдавать замуж младшую дочь. Мне было всего одиннадцать лет, и отец, ссылаясь на это, отваживал любопытных, но не потому, что хотел продлить мое детство и пребывание в родительском доме, а потому, что рассчитывал таким образом поднять цену и привлечь больше женихов.