Наш конюх, мистер Стрэкер, был маленьким человеком, который двигался быстро и легко. В течение пяти лет он работал жокеем полковника. Но нельзя всегда оставаться жеребенком – мистер Стрэкер набрал вес и больше управлять лошадьми не мог. Тогда он и стал тренером и целых семь лет им оставался. В нем появилась горечь, которую он старался спрятать от полковника Росса. Судя по всему, ему это удавалось. Уверенный в правильности своего восприятия мира, полковник многое принимал без объяснений и, как собаки, слишком долго творившие в псарне все, что им захочется, никогда свои действия под сомнение не ставил. А еще эти аккуратные усы и нервная настороженность – в общем, старый полковник и вправду похож на терьера в гетрах и фраке…

Скромный домик мистера Стрэкера, где он жил вместе с женой и единственной изнуренной служанкой, находился в двухстах ярдах от моей конюшни. Под присмотром мистера Стрэкера работали трое молодых парней – ухаживали за мной и тремя моими друзьями. Двое спали на сеновале над помещением для упряжи, а третий – внизу, с лошадьми. Парни нравились мне больше, чем мистер Стрэкер, который обращался с нами нежно только в присутствии полковника Росса.

Наш тренер был жестким и мрачным человеком. Что-то с ним было не так. Однажды поздно ночью я видел его в загоне, где он при помощи жуткого кривого ножа искалечил пару овец. Крики животных разбили бы его сердце – если бы оно у него имелось.

Помню, был конец сентября, и пологие склоны холмов запестрели красновато-коричневыми пятнами папоротника и куманики. В тот роковой вечер, в девять часов, заперли конюшни. Двое парней отправились в дом ужинать, а Нэд Хантер остался дежурить и сейчас чистил нас скребницей. Нэд был добрым и верным, рядом с ним я чувствовал себя в безопасности. В конюшне находились Баярд, еще один жеребец-победитель, самодовольный, но отважный, и две лошади, Плим и Миви, кузины, купленные у майора Игнатия в Уидеком-ин-те-Мур. И стареющий Шарп, охотничий пес с лаем старшего сержанта, но сердцем лакея.

Вскоре на узкой тропинке, ведущей от дома, с раскачивающимся фонарем в руке появилась служанка Эдит Бакстер. Она несла Нэду ужин. По запаху я определил, что это баранина под чесночным соусом, которую здесь часто готовили. Эдит не взяла с собой пива – парням разрешали пить только воду, которую они набирали из крана в конюшне.

Нэд завел меня недавно, после вечерней прогулки, и предложил ведро с водой, но я выпил совсем немного – вода была слишком холодной и отдавала жестью. Я стоял возле маленького открытого окна, через которое наблюдал за Эдит, и увидел, что со стороны пустошей к ней направляется какой-то мужчина. В этот момент Шарп проснулся и начал лаять.

Судя по всему, Эдит не видела и не слышала незнакомца. Она находилась почти в сотне ярдов от конюшни, поэтому я еще не улавливал ее аромат – от девушки всегда пахло мылом, потом и лавандой, – когда мужчина подошел ближе и попросил ее подождать. Голоса здесь разносятся очень далеко.

Наша Эдит родилась на пустошах, но обладала многими достоинствами. С легким беспокойством, однако без страха она подняла фонарь. В круге света я смог разглядеть бледного нервного типа, одетого, как джентльмен, в кепи и серый твид. От грязи и желтых цветов дрока, которым поросли все впадины между камнями в пустошах, его ноги защищали гетры. Мужчину украшал привлекающий внимание красно-черный шелковый галстук. Ему было немного за тридцать; в руке – тяжелая трость с массивным набалдашником. Я слышал, что такие называют «палка для наказаний», и сразу понял – c таким человеком надо держать ухо востро.