Алексей нахмурился, глядя на еле заметные частички пепла под увеличительным стеклом медицинского эксперта, и машинально облизнул губы. Как и спросонья, захотелось выпить, но высказать свое желание вслух при именитом докторе он не рискнул.

– Вот как? Но если сие загадочное вещество было настолько убойным, – Калашников со смаком употребил новое словечко, подсказанное ему московским пиар-менеджером, – то почему вокруг ничего не пострадало? По идее, квартира должна была просто взорваться. Никаких следов…

– И снова вы абсолютно правы, милостивый государь, – согласился Склифосовский, обмусоливая остаток сигары. – Ни на одной из поверхностей мы не нашли ни капли, и это мне тоже кажется довольно странным. Надеюсь, после анализа в лаборатории мне удастся выяснить, что это было за вещество. Сейчас я бы сказал, что оно похоже на сильнодействующее боевое средство, – не удивлюсь, если с его помощью в течение секунды можно сжечь роту солдат. Вся разница в том, что в Аду, как вам хорошо известно, никакие подобные средства не действуют… Яд, тротил, кислота, пули бесполезны, любые раны в течение трех часов затягиваются, мы все здесь, голубчик, и так уже трупы. Как мне кажется, мы имеем дело со специально разработанным составом, который в мгновение ока прекращает существование бренной души в загробном мире. Его консистенцию, повторяю к сожалению, мне пока не удалось понять.

– А полоний-210? – поинтересовался Калашников. – К нам тут недавно один мужик поступил в герметичном гробу, так вот у него внутри оказалось…

– Какой к свиньям полоний? – обиделся доктор. – Я же вам только что весьма доходчиво объяснил: любое земное средство у нас в городе не сработает – хоть атомную бомбу сбрасывай. Но на всякий случай мы проверили и дозиметром – никаких следов радиации нет.

В дверь деликатно постучали, и на пороге вырос молодцеватый парень в черной форме Учреждения — полагалась она всем, но обычно ее носили только нижние чины. Из-под заломленной фуражки выбивался рыжий чуб, нос в форме картофелины чувствительно вздрагивал ноздрями, ощутив неприятный запах «паленой кошки». Лихо откозыряв Калашникову, парень рявкнул так, что один из медэкспертов выронил пробирку:

– Здравия желаю, ваше высокоблагородие!

Казачий унтер-офицер Сергей Малинин считался в Учреждении на хорошем счету ввиду редкой исполнительности, хотя, на субъективный взгляд Калашникова, был туп, как баобаб. Именно ему он и позвонил первым делом, как только Шеф скрылся за дверью.

– Опросил соседей, Серег? – лениво вопросил Алексей.

– Так точно! – Малинин преданно смотрел в глаза начальству.

Калашников заранее знал результат, чувствовал, что сенсаций в расследовании не предвидится. Со свидетелями в таких делах всегда большая проблема. Но надо соблюсти проформу.

– Кто-нибудь хоть что-нибудь слышал?

– Никак нет!

– Почему?

Малинин замешкался на секунду, но тут же нашелся с ответом:

– Потому что ночь, ваше благородие! Спали, сволочи!

Люди в белых халатах за спиной сдержанно хихикнули. Калашников привычно сдержал улыбку и повернулся к Склифосовскому.

– И какова первая мысль, доктор? Что за мотив мог быть у подобного преступления? Это ж насколько надо не любить покойного, чтобы захотеть сжечь его в самом пекле?

Хирург флегматично пожал плечами и потушил сигару. По комнате, смешиваясь с запахом гари, поползли витиеватые ленты сиреневого дыма.

– Вы опытный человек, Алексей Григорьич, так зачем разыгрывать из себя Орлеанскую девственницу? Убитый – редкостная сволочь. Я уверен, вы и сами это отлично понимаете, но могу проинформировать: даже по самым скромным подсчетам покойного от всей души ненавидели как минимум пятьсот миллионов человек. Я надеюсь, милостивый государь, что эта информация существенно сузит вам круг подозреваемых?