Ривкес нервно начал разгребать кипу разрезанных бумаг. «Ну пожалуйста, – думал он. – Мне нужны записи Лейбовича. Нужны!» Он качнулся и повалился назад. Холодная гнилостная масса под грудами мусора охладила разгоряченное тело и успокоила мысли. «Не торопиться», – сказал себе Ривкес.

Он провел в мусорном мешке подпространства почти шесть часов. Стопка бумаг с записями Дэйвида Лейбовича нашлась среди груды микросхем и устаревших систем слежения, имплантируемых в зубы. Последних было так много, что Ривкес вначале решил, что роется в отходах какой-то незаконной зубопротезной клиники, но именно под этими зубами и нашлись нужные бумаги – грязные листы, исписанные мелким почерком. Ривкес прижал их к груди, долго разглядывал, изучал, затем потратил еще почти два часа, желая убедиться, что ничего не оставил.

Когда он выбрался на свежий воздух, в квартале «Гоморра» уже зажглись фонари. Ривкес замер. Голова закружилась от свежего воздуха, заставив его прижаться спиной к холодной стене. Сумерки принесли крупный редкий снег, лениво падавший с неба – такой же нереальный для Ривкеса, как и последние часы его жизни. Он достал бумаги, пытаясь разобрать мелкий почерк Дэйвида Лейбовича. Что это? Для чего? Ривкес вздрогнул – казалось, что тайна, скрывавшаяся на этих пропитавшихся гнилостным запахом страницах, ожила и теперь перетекала тушью чернил ему в мозг, будоража его, волнуя. Нет, он не может отнести эти бумаги в участок. Они либо заразят своей тайной остальных законников, либо будут отправлены в архив, а оттуда, когда пройдет лет десять, в топку. И все закончится. Тайна сгорит, превратится в пепел.

– Нет! – Ривкес спрятал бумаги под рубашку, прижал их к телу, затравленно огляделся по сторонам.

Тайна не могла умереть. Только не так. Только не от его руки. Он не позволит. Она должна жить. Эти формулы… Кто-то должен прочитать их. Кто-то должен разобраться, понять, что все это значит. Тайна хочет открыться миру, готова открыться… Ривкес подумал, что может поговорить об этом со старым тек-инженером, рассказавшим ему, где найти эти бумаги, но тек-контора была закрыта…

Думать! Думать! Думать!

Ривкес снова начал потеть. Он крался по небезопасным улицам квартала «Гоморра», словно вор или убийца. И люди, проходившие мимо, предпочитали делать вид, что не замечают его.

Выбравшись из квартала, Ривкес поймал такси и долго сидел, не решаясь назвать адрес. Нет, он знал, куда лежит в эту ночь его путь. Знал, но не решался признаться себе. Тайна звала его. Он видел ее след, видел эту нить, по которой следовало ему идти. Идти сквозь ночь. К свету. К неизвестности.

– Отель «Омега», – наконец сказал Ривкес безразличному таксисту с парой имплантатов-камер вместо глаз.

Теперь не нервничать. Ждать. Готовиться. Рассчитывать.

– Хотите снять номер? – спросил Ривкеса консьерж отеля «Омега», не признав в нем законника.

Ривкес, стараясь держаться спокойно, достал удостоверение. Консьерж насторожился.

– Мне нужно попасть в номер 534, – сказал Ривкес.

Воспоминания Хораса Клейна, расследовавшего когда-то исчезновение мужчины в этом отеле, оживали, искрились перед глазами, словно Ривкес имплантировал их в свою голову. А может быть, так оно и было? Может быть, каждый наблюдатель как-то связан с теми, за кем наблюдает? В этом мире технологий ничему нельзя верить. Никому.

– Дай мне ключи от номера 534, – прорычал Ривкес, глядя на мониторы наблюдения за спиной консьержа. – Или ты хочешь, чтобы я устроил проверку законности установленных в отеле камер? Как ты думаешь, сколько мы найдем нелегальных записей? Какой срок ты получишь?