– Поставь себя на мое место.

– Я уже была на твоем месте.

– Когда у тебя было другое имя?

– Да.

– И что ты думала, когда увидела все это?

– Я была слишком напугана, чтобы думать.

– Я думал, ты полюбила этот мир с первого взгляда.

– Меня пугало не это место. Меня пугал мир, который я оставила. Здесь же, наоборот, все было просто и понятно. Спроси Маривина. Спроси о том, каким он был и каким стал.

– Он стал калекой.

– Он обрел смысл.

– По-моему, он обрел только свои гниющие ноги в том дальнем углу.

– Но тем не менее он не вернется с тобой назад. Его дом здесь.

– Это всего лишь заброшенное подпространство. Здесь запрещено кому-либо жить.

– Значит ли это, что я не смогу убедить тебя остаться?

– Остаться?! – Клейн растерянно рассмеялся.

– От тебя могло бы получиться хорошее потомство.

– Что?

– Это лучше, чем умереть.

– Ты угрожаешь мне?

– Нет. Здесь тебе ничего не угрожает. Угроза ждет тебя, как только ты покинешь этот мир. И это не метафора, Хорас. Человеку, узнавшему об этом месте, не позволят жить извне с подобным знанием. И если ты будешь молчать, о том, что ты был здесь, все равно станет известно. Твой имплантат пошлет сигнал наблюдателю сразу, как ты покинешь подпространство.

– Наблюдатель мой друг. К тому же я не верю, что все именно так, как ты мне рассказала. Я видел здесь лишь тебя, слепого ребенка да свихнувшегося толстяка, которому отрезали ноги. А это, поверь мне, не самое страшное из того, что мне приходилось встречать в подпространстве.

Ее звали Джейн – зеленоглазую женщину из подпространства. Звали до того, как она стала частью проекта «Амок-16», когда ей вживили имплантат и дали имя Двадцатая. Врача, проводившего операцию, звали Талья Йоффе – женщина тридцати лет. Тогда тридцати лет. Она зашила раны на теле Джейн, успокоила ее. Помогла справиться с ломкой. Тогда Джейн казалось, что она обрела вторую мать. И настоящего мужчину: заботливого, нежного. Мужчину, отыскавшего ее в подпространстве – напуганную, окровавленную. Мир сошел с ума – так думала Джейн. Сидела, забившись в угол, и кровь из глубокого пореза на лбу текла по ее лицу, попадала в глаза. Волосы слиплись от крови. Ее густые черные волосы. Ее гордость. Волосы, которые хотел забрать Билли.

Джейн встретила его в клубе «Эриксон». Он искал ее дилера, задолжавшего кому-то деньги. Джейн никогда прежде не видела Билли. Он был не в ее вкусе, особенно его холодный взгляд, но вот улыбка… Что-то в ней было особенного, неповторимого, волнительного.

– Я знаю пару мест, где может быть мой дилер, – сказала Джейн.

Они колесили по городу около часа, но дилер, казалось, исчез, испарился, сбежал.

– Ладно, давай я отвезу тебя назад в «Эриксон», – устало сказал Билли.

– В «Эриксон»? – Джейн нервно затянулась сигаретой. – Я что, уже тебе надоела?

Билли повернулся, смерил ее холодным взглядом, ледяным. Но лед таял. Мог таять. Джейн хотела его растопить – это было для нее как игра, приключение на эту ночь.

– Если хочешь, мы можем поехать ко мне, – сказал Билли.

– Так сразу? – смутилась Джейн.

– Тебя это смущает?

– Да нет. Просто… – она так и не нашлась, что сказать.

Дом Билли находился на окраине города: невысокий, старый, но ухоженный.

– Там спальня, там туалет, там кухня, – по-хозяйски объяснил Билли, когда они вошли. – В холодильнике еда и вино. Собери что-нибудь на стол, а я пока приму душ. У меня был тяжелый день.

Он вернулся раньше, чем Джейн успела осмотреться – лишь поставила на стол холодную еду да открыла вино.

– Я оставил включенным душ, – сказал он, садясь за стол. – Давай выпьем вина и ты сходишь помыться.