– Орэс, двенадцатый, – послышался голос наставника. – По времени, рассвет уже наступил. Не вернулись Жанин и Яхир. Будем ждать?

– «Закон двенадцати един для всех», – процитировал жрец Тихвин. – Ждать не имеет смысла. Отправляемся домой.

– Отправляемся! – было передано обитателям двух других фургонов.

Кавалькада тронулась в путь.

Летта не заметила, куда по прибытии в замок увели других детей, да особо этим и не интересовалась. Благополучные детки знатных родителей не пропадут. Наелись, небось, разных вкусностей, и почиют в своих постельках. Честно признаться, ей и самой так хотелось спать, что даже странности с вывертами времени не очень-то заботили. Да, сейчас осень, а не лето. И что? Разве в ранней молодости кто-то способен сожалеть о потери каких-то трёх месяцев? Ведь впереди вся жизнь.

Феррес Доррей первым выбрался из фургона, подкатившего к одному из чёрных входов жилой части замка, и коротко приказал:

– Все за мной!

Надеяться, что её отпустят восвояси, даже и не стоило, но Летта всё же попыталась сделать вид, что к ней этот приказ отношения иметь не может, и свернула в сторону.

Догнал, взял за руку и потащил за собой. Что ж, попытаться стоило.

При входе в господские покои их встречал сам граф Доррей. За его спиной маячили остальные домочадцы: мать, жена, два старших отпрыска, сёстры. Делают вид, что так и надо. Их младший вернулся с обычной прогулки. Никто и не волновался, а встретили здесь совершенно случайно. Это потом будет пир, а пока именно так, вроде бы ничего особенного и не произошло, не стоит искушать судьбу нетерпением.

– Сын?

Как много может быть сказано всего одним словом. Радость, что сын вернулся. Гордость, что обрёл духа-покровителя. А ещё удивление при виде той, которую их младшенький держал за руку.

–Папа, это Олетта, – зачем-то представил девочку Феррес.

Тяжёлый взгляд его светлости остановился за спинами молодых людей, там, где переминались сопровождающие жрец и наставник.

– Она живая, – словно извиняясь, проговорил жрец.

– Да уж сам догадался, что не дух-покровитель моего сына, – это он сейчас серьёзно сказал или так пошутить пытался?

– Нет-нет, не дух! – принялся заверять его святость. – Мы и кормили её. Её милость даже щипал.

– Щ-щипал, значит, – прошипел граф. – Всё бы ему щипать. Ладно! Вы, – он кивнул подбородком Олетте и сыну, – отдыхать. Вы, – такой же жест в сторону сопровождающих, – за мной!

После этих слов граф быстро удалился, две покорные жертвы, а по их виду любой бы понял, что жертвы, поплелись следом.

– Проведите гону Олетту в гостевые покои, – приказал Феррес неизвестно откуда появившемуся лакею.

– Сынок? – её светлость решилась заговорить только после ухода мужа. – Дворовую, и в гостевые покои?

– Она вышла из Долины предков. Живой, – упёрся его младшая милость.

Старшая графиня Доррей неодобрительно поджала губы, презрительно рассматривая девочку с кончиков босых ног до взлохмаченной макушки, но промолчала. Два братца с удовольствием наблюдали за представлением. Сёстры старательно копировали поведение матери.

– Я лучше к себе, – Летта только сейчас заметила, что Феррес так и не выпустил её руки. Выдернула сама. – Меня уже, наверное, заждались.

– Кто? – последовал закономерный вопрос.

Кто её может ждать? Мать? Шондар-младший? Кухарка Тощая Ингра? Вспоминали ли они худую голенастую оторву? Если и вспоминали, то вряд ли добрым словом. Врать Ферресу не хотелось, а потому Летта просто опустила голову и промолчала. Очень удобный приём, когда нужно показать понимание своей вины или никчемности, а слова, которые вертятся на языке, говорить не следует.