– Здесь живут мертвецы, сюл. Какая у нас может быть цель, кроме страданий?
– В том-то и дело. Все убеждены, что их жизнь закончилась, а на самом деле у них всего лишь остановилось сердце.
– Остановка сердца – довольно верный признак, – сухо заметил Галладон.
– Не в нашем случае, дружище. Мы должны убедить себя, что жизнь продолжается. Не всю нашу боль принес шаод; снаружи я тоже видел потерявших надежду людей, и их души становятся такими же искалеченными, как бедняги на площади. Если мы сможем вернуть элантрийцам хоть каплю надежды, их жизнь улучшится как по волшебству. – Он подчеркнул слово «жизнь», глядя Галладону в глаза.
– Другие банды не станут сидеть сложа руки и смотреть, как ты утаскиваешь их подношения, сюл. Им твоя игра очень скоро надоест.
– Мы подготовимся к их недовольству. – Раоден обвел рукой просторное помещение, в котором они находились. – У нас появилась подходящая база для операций, тебе так не кажется? Эта комната занимает бо́льшую часть здания, но в задней части есть много других, поменьше.
Галладон прищурился на облака:
– Ты бы мог выбрать помещение с крышей.
– Я знаю, – кивнул принц. – Но мне подходит именно это. Интересно, что здесь было раньше?
– Кораитская церковь.
– Откуда ты знаешь?
– Я испытываю особое чувство, сюл.
– Но откуда в Элантрисе взялась кораитская церковь? Элантрийцы сами считались богами.
– Снисходительными богами. Я слыхал, что в Элантрисе есть часовня Корати, самая красивая в мире. Ее построили в знак дружбы с Теодом.
– Очень странно. – Раоден покачал головой. – Получается, чужие боги построили храм Доми.
– Как я и говорил, элантрийцы не заставляли людей поклоняться себе; они и так не сомневались в собственной божественности. Пока не грянул реод. Коло?
– Ты много знаешь, Галладон.
– Это не преступление, – фыркнул дьюл. – Ты прожил в Каи всю жизнь, сюл. Чем выпытывать, откуда мне все известно, лучше бы ты задумался, почему сам не знаешь многих вещей.
– Согласен. – Раоден оглянулся на новичков. Мареш все еще увлеченно объяснял, какие опасности грозят им в Элантрисе. – Его еще надолго хватит. Пошли, я хочу кое-что сделать.
– Мне придется бегать? – страдальческим голосом вопросил дьюл.
– Только если нас заметят.
Раоден не сразу узнал Аандена. Шаод сильно изменил его, но принц гордился отличной памятью на лица. Так называемый элантрийский барон оказался коротышкой с внушительным брюшком и несомненно фальшивыми висячими усами. Аанден не походил на человека знатных кровей, но, с другой стороны, немногие из знакомых Раодену дворян выглядели образцами аристократии.
Тем не менее бароном Аанден не являлся. Человека, сидящего на золотом троне и правящего двором среди болезненного вида элантрийцев, звали Таан. Он был одним из искуснейших скульпторов Каи, но титула так и не получил. Впрочем, король до возведения на трон тоже был простым торговцем; не иначе, оказавшись в Элантрисе, Таан воспользовался случаем.
Прожитые в городе годы его не пощадили. Самозваный барон что-то бессвязно лепетал, обращаясь к своей свите отверженных.
– Он сумасшедший?
Раоден скорчился под окном, через которое они наблюдали за шайкой.
– У каждого свой способ примириться со смертью, сюл. По слухам, Аанден спятил по доброй воле. Говорят, что, когда его запихнули в Элантрис, он посмотрел по сторонам и сказал: «В здравом уме мне такого не пережить». После чего назвался бароном Аанденом Элантрийским и стал раздавать приказы.
– И люди приходят к нему?
– Кое-кто, – прошептал Галладон, пожав плечами. – Пусть он чокнутый, но остальной мир не лучше, по крайней мере по нашим меркам. Коло? Аанден излучает уверенность. Кроме того, он действительно мог быть бароном.