Любопытно, не будь он у матери единственным, она относилась бы к нему по-другому? Андрей склонялся к мнению, что ничего бы не изменилось. Он знал людей, кто был у родителей единственным, но там подобного обожания все-таки не было. Да, родители в подавляющем большинстве любят своих детей, однако разница всегда есть, в зависимости, сколько любви сердце человека вмещает изначально.

Или ему так лишь казалось? Из-за того, что он смотрел на все со стороны, не являясь членом той или иной семьи? Из-за того, что любому человеку свое всегда ближе? Конечно, он ни в чем не был уверен.

Мать забрала у него пустую тарелку.

– Мам, положи кашу сюда.

– Тут же суп был.

– Ну и что? Зачем мыть лишнюю тарелку?

– Ничего, помою, – она поставила перед ним гречку с двумя сосисками в другой тарелке.

Андрей с аппетитом продолжил еду. Все-таки лучше всего – дома.

Матери ничего уже не надо было делать, и она встала у окна, поглядывая то на сына, то на улицу.

Под окном кухни рос клен. На другой стороне улицы виднелись частные одноэтажные дома и детский сад. За детсадом, посреди соседнего квартала, находилась Средняя школа № 2. Сейчас она видна, но позже, когда на деревьях появится листва, ее здание будет лишь смутно угадываться.

Прежде чем мать заговорила, Андрей почувствовал, что она хочет что-то сказать. Даже интуитивно угадал тему. Все-таки эта женщина – его мать, и он ее достаточно изучил.

– Андрей, ты сейчас с кем-нибудь встречаешься? – она смотрела строго в окно.

– Нет, – он покачал головой, продолжая жевать.

– Надо уже подумывать, что пора семью заводить.

Он слегка нахмурился. Опять!

– Я подумываю. Подумываю.

Она глянула на него.

– Я серьезно. Тебе уже двадцать семь.

– Мама, мне двадцать шесть. Двадцать семь еще будет. Аж через четыре месяца.

– Все равно, – она сложила руки на груди, что означало: начинается основательная и долгая беседа. – Двадцать шесть или двадцать семь. Твои друзья уже по двое детей имеют.

– Мама! – он поперхнулся, закашлялся.

– Прожуй сначала, потом говори.

– Конечно, а ты мне даешь спокойно поесть?

– Я тебе советую. Мать плохого не пожелает.

– Мама, я ж не ребенок. Я уже взрослый, пойми. Сам все знаю.

– Вот именно. Жениться пора.

– Блин! Пора, пора. Мне что, завтра на пенсию? На Западе в моем возрасте мало кто женат. Даже женщины многие не замужем.

– То на Западе, а то – у нас.

Он хотел прикрикнуть на нее, но сдержался. Смысла никакого, зато возможна ссора. Причем нешуточная. Сколько раз он корил себя, что повышает на нее голос, повышает даже в тех случаях, когда она явно не права. Все-таки она его мать. И сейчас он криками ничего не добьется. Она останется при своем мнении. Не разумнее ли промолчать? Сделать вид, что он с ней согласен? В этом случае она хотя бы быстрее покончит с этой темой.

Мать, довольная его молчанием, восприняла это, как признание ее правоты, и продолжила:

– Тебе бы легче было. Я ж не вечная, мало ли что случится. Кто о тебе позаботится?

Здесь он не сдержался, хоть и обещал сам себе молчать:

– Не болтай! Ничего не случится. Ты еще молодая.

Она грустно улыбнулась.

– Все равно. Была бы у тебя жена, тебе бы легче было. Веселее. Куда сходить, вечером вместе побыть. Праздник какой отметить. Вот на Новый год вспомни, тебе и податься некуда было. Все по своим семьям. Никому ничего не надо. Разве нет?

Андрей опустил голову, поморщился. Он уже не ел, хотя в тарелке еще оставалось немного гречневой каши.

– Я просто приехал поздновато, – оправдание вышло хлипким.

Андрей признавал: в чем-то мать, конечно, права.

– Видишь. С женой бы таких проблем не было.