У двери – капитан Березовец встал, чтобы не было видно, майор Белый достал «ПМ» с глушителем. Оружие было передельным, следы его вели в никуда.

Дверь не была закрыта – поддалась.

Только на кровати никого не было.

– Закрой дверь!

Белый со злостью огляделся… нет, тут не спрячешься. И аппаратура на хрен отключена.

Ушел.

– Ушел гад.

– Вряд ли далеко, он сильно, говорят, покоцанный был. Надо дежурного на этаже спросить, он сто пудов знает…

Белый схватил подчиненного за плечо.

– Ты что, на торф захотел? Уходим!

На больничке я провалялся четыре дня, на всякий случай каждый день меняя палату и ФИО пациента. Все-таки хорошо, когда связи в больнице есть.

Через четыре дня меня выписали на амбулаторное, прописали натирания и дорсенваль – самое оно, сердце только так этот дорсенваль сажает. Еще Элинка откуда-то притащила повязку из собачьей шерсти – и туда же можно тряпку с мазью накладывать… бом-бенге, так, по-моему, называется. Вот в таком виде – я и вышел из больницы – работать, депутатствовать и, возможно, отмахиваться от пуль.

Первый день как раз ушел на разгребание депутатских запросов – хорошо, что девочки с приемной кое в чем помогли. Потом поехал в МВД и формально дал показания. Рассказал все, как было, за исключением Мешка – типа Новосельцев сам вышел на меня. Зачем? Я сказал, что у него были подозрения в связи со злоупотреблениями при закупках, и он просил помочь разобраться в заводской кухне.

Выстрел в Новосельцева я признал, но сказал, что он к тому времени был мертв и поднялся. Это любая самая примитивная экспертиза установит, тут скрывать нечего – приравнивается к самообороне. Человек после смерти в глазах права теряет все права.

Поверили? Понятия не имею, в любом случае связываться не решились. Судя по всему, попытаются замять. Замминистра снайпер убил – а следак совсем желторотый. Это как вообще так? А вот так.

Пошел к директору, на сей раз меня без очереди пустили…

Директора на «Ижмаше» – были разные. Легендой был Белобородов Иван Федорович, дважды Герой Соц- труда, еще до него был Новиков – он был директором всего два года, но затем – в течение пятнадцати лет был заместителем председателя Совмина у Косыгина – и завод помнил. Удмуртия тогда как сыр в масле каталась, превосходя все соседние регионы. Кто на завод в командировку приезжал – уезжая, святое дело – один-два круга сыра с собой. Сыра-то нигде нет, а в Чулке – это тогда главный продовольственный магазин города – свободно лежит, бери. Это потому, что у нас сельское хозяйство не запороли, и не только промышленность поднималась – но и сельское хозяйство не бедствовало. Это давняя, кстати, традиция, еще в царские времена оружейники огороды и скотину держали, и потому большевиков в семнадцатом не поддержали – и так все устраивало. Но Ижевск, что характерно, стал Ижевском, каким мы его знаем, именно при советской власти.

А потом наступило запустение. В принципе ничего не было бы плохого, если бы пришли на завод олигархи – по крайней мере хозяин не дал бы воровать. Но пришел Сельский. Пятнадцать лет он грабил государственное предприятие, разворовал все, что только можно было, – по заводу легенды ходили, как его сын ходил по заводоуправлению с расстегнутой ширинкой и пьяный. А республику в это же время возглавлял Зайцев – профессиональный лжец, демагог, вор. Он действовал по принципу – пусть вокруг будут одни ничтожества, зато мне не будет альтернативы. Он угробил не только «Ижмаш» – он угробил всю промышленность республики. Не давая ничего приватизировать (при этом коммунистом он никогда не был), он делал это для того, чтобы сохранять когорту директоров – воров, верных только ему. И делал это, пока мог. И пока не поссорился с Сельским.