Вот так они и жили.
Элина хотела бы нормальной, законченной семьи, ребенка, но этому препятствовали два обстоятельства. Муж все время был в разъездах. И она никак не могла забеременеть – следствие ее московской жизни. Лечилась, но пока ничего не выходило.
Но скоро все должно было измениться. Саша поставит завод и, вероятно, будет заниматься им, а не ездить в Новгород…
Звонок.
Первым делом она протянула руку к сумочке. Потом вспомнила – в прихожей на шкафу, – заряженный «Моссберг».
Или с Сашей что-то?
Она вышла в прихожую. Посмотрела в глазок.
– Кто там?
– Элина Викторовна, ФСБ.
Сердце ушло в пятки, она открыла дверь. На удостоверение внимания почти не обратила, хотя отметила – действительно, этот человек из спецслужбы. В ее жизни не было никого, кроме людей из больницы, с завода или из спецслужб… сейчас вообще люди жили замкнуто. И сотрудника спецслужбы от ряженого она отличила бы.
– Саша уехал…
– Элина Викторовна…
– Да… проходите.
Она провела их в большую комнату. Оттуда был выход на одну из двух лоджий – такую большую, что она была почти как отдельная комната.
– Что-то случилось?
…
– Да говорите же!
– Видите ли…
– Да хватит уже намеков!
Незнакомый фээсбэшник развел руками.
– Есть проблемы. С группой… в общем, мы бы хотели продолжить разговор.
– Я никуда не поеду, пока вы мне не скажете, что с Сашей.
…
– Он жив?
– Да… но, возможно, в плену. Мы с ним связывались…
Они не сказали…
Элина улыбнулась… вспоминая, что она все-таки женщина и от того, насколько она будет убедительна, зависит, будет она жить или нет. Внизу живота появился холодный комок… она вспомнила, как ее похитили и что ей пришлось пережить в рабстве. Она давно дала себе зарок – больше этого не будет.
– Хорошо… можно… я только сумочку… деньги возьму.
«Фээсбэшники» переглянулись. Майор подумал – удача сама в руки прет.
– Только быстро, если можно.
– Да-да…
Элина вышла из комнаты в широкий коридор. Так, теперь налево. Спальня.
Майор показал подчиненному – за ней. Тот пошел.
Капитан полиции Березовец не успел немного. Совсем чуть-чуть.
Он, как и майор, подумал – фартит им сегодня, и с…у эту по кругу пустим и бабло раскидаем… только фарт у него на сегодня кончился, только он этого не понимал. И, вообще, фарт кончился навсегда.
Он увидел, как телка берет с полки книгу, и не удивился – многие держали деньги в книгах. А в следующее мгновение телка повернулась – у нее в руке был пистолет.
– Руки!
– Ты чо, с…а?! – он протянул руку, попытался вырвать пистолет.
Ослепительно-яркая вспышка – и темнота.
Белый тоже не просек – он никак не думал, что молодая врачиха, живущая с депутатом, наверное, из-за денег, будет стрелять. Он подумал, что это Березовец выстрелил, а он мог, потому что с мозгами у него совсем туго было, мог все что угодно сотворить.
– Ты что творишь!?
Выскочил в коридор, успел увидеть ноги лежащего на полу Березовца… руку с пистолетом – больше ничего не успел, так как словил три пули, две из них попали в голову. И упал в коридоре…
Теперь быстро!
Элина потянула на себя лямки лежащего на высоком шифоньере рюкзака… он свалился на нее, как тонна кирпичей, больно ударил по лицу. В обнимку с ним она бросилась к выходу… дверь была открыта, она кое-как всунула ноги в тренировочные кроссовки, не застегивая, открыла дверь на лестничную площадку, прислушалась… едва слышно, но слышно.
Идут!
Она поднялась на пролет выше и спряталась там, где мусоропровод… время есть, хотя совсем немного, совсем. Вжикнула молнией, потянула за ремень и вытянула на свет божий АКМ. Дерево и сталь, рукоять из рыжего реактопластика. Семьдесят пятый год… апофеоз брежневского социализма… пуск КамАЗа… падение Южного Вьетнама… политика детанта… заключительный акт Хельсинкского совещания Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе, признающий и закрепляющий нерушимость послевоенных границ. Детские сады… жилье… дороги… первые Вазы на дорогах…