— «Два часа ночи. Арест, ты совсем ахренел?».

— «Ты её знаешь».

— «Продолжай».

— «Помнишь эротический театр месяц назад?».

— «Стриптиз клуб что ли?».

— «Хз, ты тогда сказал Рите, что мы в театре, а ты у нас никогда не врёшь))».

— «Арина?».

— «Если ты про шлюху, что с нами уехала, то нет. Другая».

— «Не помню. Вроде только та была».

Да-да, Мих, конечно. Больше ты никого не помнишь, я тебе верю. Окей, придётся подстегнуть твою память.

— «Та, что тебе не дала».

Мехмед отвечает не сразу. Нет, ну в принципе там кроме одной, никто ему не дал.

— «Балерина?»

— «В яблочко. И эта, как ты там сказал, фригидная сука? оказалась той ещё горячей штучкой».

— «Сколько?»

— «Не парься, больше чем ты ей предложил».

— «Да нет, мне уж интересно, сколько стоит то, что не продаётся»

— «То, что не продается - не продаётся, а у остального есть своя цена».

— «И какая цена у этой недобалерины?»

— «Бесценна», — отправить. — «Я не говорил, что снял её. Я сказал, что нанял девочку, которая поможет мне с Марго», — отправить. — «А трахну я её бесплатно», — отправить, — «и не раз», — отправить, — «и во всех шпагатных позах».

Конечно же, отправить! Даже не знаю, почему мне доставляет такое удовольствие дразнить его. Ещё с детдома, когда этот смуглолицый лось с торчащими ушами обклеил комнату плакатами Бритни Спирс.

— «Арест. Ты пиздабол. я спать» — приходит ответ.

— «Раскусил. Сладких».

Эхх Миха, Миха, снова дружище, ты вызываешь у меня улыбку. Пора и мне спать. На горизонте огни ворот дома.

8. Глава 8

Будильник будит меня в девять тридцать. Я ни разу не выспалась, но спускаю ноги с кровати. В памяти эпизодами воскресает вчерашний день. Времени у меня мало, пора собираться. Встаю с кровати и иду на кухню.

Матрас пустой, а простынь даже не примята…

Бегом в ванную комнату — никого, к входной двери — открыто. Ключи лежат на тумбочке. Вспоминаю, что вчера вечером я точно оставляла их в сумке…

Бегу в комнату. Ныряю под кровать. Моей сумки там нет. Ношусь по всей квартире, нигде не могу найти! Слёзы фонтаном прорывают глаза. Их уже не сдержать, не взять себя в руки, не думать рационально.

Не могу поверить, что это случилось со мной снова. Я падаю на вонючий матрас, хватаю наманикюренными когтями подушку и со всей силы колочу её об пол.

— ААААААААААААААААААААААААААААА!!! — длинный протяжный визг выходит из меня.

— ААААААААААААААяяяя-я-я! — захлёбывается рёвом второй.

Картинки воспоминаний встают перед глазами. Я пытаюсь отвязаться, но три наглых бандитского вида мужских рыла, так и лезут мне в голову. Я до сих пор помню все их лица. И помню, что чувствовала, когда мы с Дашей ждали маму, а пришли они. Пришли и сказали, что наш дом больше не наш. Помню наивное неверие младшей сестры, и что было потом…

— АААааааа! Хватит! Хватит! Хваааатииит!!! Ненавижу, я ненавижу тебя! Никогда не прощу.

Я кидаю подушку в стену. Осознаю, что это уже прошло. Воспоминания отступают. Я словно вижу себя со стороны: сижу посреди кухни и ору. Сейчас придут соседи, а потом хозяйка выгонит меня из квартиры. Да она меня и так выгонит, платить-то мне нечем.

Я вытираю слёзы и встаю. Хочу налить себе воды и замечаю: на невысоком холодильнике что-то лежит. Подхожу вплотную. Точно — мои документы. Паспорт, снилс, полис, и банковская карта. Между ними лежит одна купюра наличными. Номиналом две тысячи рублей. Из тех, что выдал мне Петрович. Я прямо слышу в голове мамин голос: «я тоже о тебе забочусь». Думаю, именно так она приговаривала, когда их клала. Хуже всего, что ещё в это верила.

Выдыхаю. На карте тысяч пятнадцать у меня было, наличка какая-никакая есть, документы восстанавливать не придётся. Так что в принципе можно жить. Не очень хорошо и не так как хотелось бы, но Петрович назад возьмёт и аванс выдаст, если попрошу. Надо только побыстрее с этой сделкой покончить. Кстати, время поджимает.