– Вставай, Лиова, – произнес я ровным голосом, давая ему понять, что моя недавняя ярость – не более чем притворство.

Думаю, тогда-то Лиова и понял, что я в самом деле опасен. Он сморгнул раз и другой: верно, использовал на меня все свои лучшие трюки, да только ни один не сработал, и уверенности у него резко поубавилось. Но мастерство осталось: Лиова стремительно прянул ко мне, пытаясь оттеснить меня назад блистательной последовательностью коротких режущих и внезапных круговых ударов и быстрых выпадов. Круговые удары я парировать не пытался, а прочие отводил как мог легким касанием меча, пытаясь сбить противника с ритма. Но наконец одна из атак увенчалась успехом: рубящий удар пришелся мне в левое предплечье. Кожаный доспех выдержал, но синяк остался отменный – целый месяц не сходил. Толпа так и охнула. Зрители наблюдали за битвой, затаив дыхание: всем не терпелось увидеть первую кровь. Лиова рывком потянул застрявший в коже меч на себя, пытаясь прорезать доспех насквозь, до кости, но я отдернул руку, сделал выпад Хьюэлбейном и заставил противника отступить.

Лиова ждал, что я продолжу атаковать, но теперь настала моя очередь опробовать трюк-другой. Я намеренно не двинулся ему навстречу, но вместо того опустил меч на несколько дюймов ниже, чем следовало, и тяжело задышал. Встряхнул головой, пытаясь отбросить пропитанные пóтом пряди со лба. У огромного очага и впрямь было жарко. Лиова настороженно наблюдал за мной. Он видел, что я выдохся, видел, что меч дрогнул в моей руке, но тот, кто убил сорок восемь воинов, зря не рискует. Лиова обрушил на меня молниеносный рубящий удар, проверяя реакцию. Рубанул с коротким замахом – такой удар требует отбива, но не приходит в цель с сокрушающей силой под стать лезвию топора, что вгрызается в плоть. Парировал я с запозданием – нарочно, конечно! – более того, позволил острию Лиовиного клинка задеть мне плечо, в то время как Хьюэлбейн с лязгом пришелся в наиболее широкую часть меча, у основания гарды. Я крякнул, притворился, что замахиваюсь, Лиова легко и непринужденно уклонился в сторону – и я отвел клинок назад.

Я снова выждал. Лиова сделал выпад. Я резко отбил его меч, но на сей раз даже не попытался перейти к ответной атаке. Зрители смолкли: почуяли, что поединок близится к концу. Лиова снова прянул вперед, я снова парировал. Он предпочитал выпады – так можно заколоть противника, не подвергая опасности драгоценный клинок, но я знал: если я стану отбивать эти быстрые атаки слишком часто, он в конце концов прикончит меня добрым старым способом. Лиова повторил прием еще дважды, первый выпад я неуклюже остановил, от второго ушел, а затем принялся тереть глаза левым рукавом, словно их ел пот.

Тут-то Лиова и ударил наотмашь. В первый раз за весь поединок он пронзительно крикнул, размахнулся как следует высоко над головой – и меч пошел наискось, метя мне в шею. Я легко заблокировал, пошатнулся, но благополучно дал его клинку соскользнуть вниз по лезвию Хьюэлбейна, затем чуть опустил меч – и Лиова сделал ровно то, чего я от него ждал.

Он с силой замахнулся назад. Быстро, умело – но я уже успел оценить его скорость, и я уже вывел Хьюэлбейн вперед и вверх на встречном ударе, ничуть не менее стремительном. Я сжал рукоять обеими руками и всю свою мощь вложил в этот сокрушительный натиск снизу вверх, метя не в Лиову, но в его меч.

Мечи скрестились.

Только на сей раз звона не было. Был резкий треск.

Клинок Лиовы сломался. Верхние две трети отлетели в сторону, на посыпанный тростником пол; в руках у него остался лишь обрубок. В лице Лиовы отразился ужас. В первое мгновение он попробовал было атаковать меня обломком меча, но я быстро рубанул Хьюэлбейном раз и другой и оттеснил его назад. Лиова уже понял: я ничуть не устал. Понял, что обречен. И все-таки он попытался парировать Хьюэлбейн, но мой клинок играючи отбил жалкий металлический огрызок и резко пошел вперед.