– Пятьдесят хлюпов на вторую из красной двери! – проревел Пятерик, гордо покосившись на соседей по столу.

Генар-Хофен хлопнул по столешнице.

– Мало! – вскричал он; скафандр, усилив его голос, тут же перевел сказанное, и несколько глазных стебельков повернулись к нему. – Двести на синюю!

Пятерик происходил из зажиточной, но не богатой семьи. Пятьдесят хлюпов составляли половину его месячного оклада. Хам едва заметно вздрогнул, но тут же хлопнул другим щупальцем по первому.

– Ах ты, поганый чужак! – напыщенно завопил он. – Да как ты смеешь намекать, что офицер моего ранга не в состоянии потратить двести хлюпов? Двести пятьдесят!

– Пятьсот! – Генар-Хофен хлопнул по столу другой рукой.

– Шестьсот! – заорал Пятерик, ударив по столу третьим щупальцем, и удовлетворенно обвел глазами присутствующих.

Все разразились хохотом: у человека свободных рук больше не было.

Генар-Хофен, извернувшись на стуле, громыхнул левым ботинком о стол:

– Тысяча, и хватит прибедняться!

Четвертое щупальце Пятерика метнулось на стол перед Генар-Хофеном. Там становилось тесновато.

– Принято! – взревел Хам. – И считай, что тебе повезло, уродец мелкий, – я сегодня добрый! Если бы я повысил ставку, ты бы уже барахтался в мусорной яме! – Он захохотал и обвел взглядом соседей.

Те тоже засмеялись: младшие чины – по долгу службы, друзья и близкие сослуживцы Пятерика – слишком громко и отчаянно. Такая крупная ставка могла создать проблемы в отношениях с военным ведомством, банком, родственниками или со всеми сразу. Некоторые переглядывались с выражением, в котором Генар-Хофен уже научился видеть ироническую ухмылку.

Пятерик с воодушевлением наполнил сосуды своих соседей и затянул песню:

– Поджарим дрессировщика на медленном огне, пока уродец ластами не шлепнет…

Остальные подхватили.

– Так, – подумал Генар-Хофен, – модуль, о чем ты говорил?

– Знаешь, а ведь это довольно безрассудное пари. Тысяча хлюпов! Если Пятерик проиграет, то всю сумму выплатить не сможет, а если победит, то… нас сочтут транжирами.

Генар-Хофен, едва заметно усмехнувшись, решил, что это прекрасный способ испортить всем праздник.

– Ну что там за сообщение? – обратился он к модулю.

– Я сейчас попробую впихнуть его в то, что заменяет мозги твоему скафандру…

– Я все слышал, – сказал скафандр.

– …незаметно для наших друзей, – продолжил модуль. – Секретируй немного быстрячка и раскачайся…

– Прошу прощения, – вмешался скафандр, – но, по-моему, в данных обстоятельствах ему стоит хорошенько подумать, прежде чем секретировать такое сильное средство. Скопелль-Афранки, когда тебя нет поблизости, я в ответе за благополучие Генар-Хофена. И если честно, то тебе легко сидеть там, наверху…

– Не лезь не в свое дело, тупая ты мембрана, – заявил модуль.

– Что?! Да как ты смеешь?!

– Заткнитесь оба! – оборвал их Генар-Хофен, еле удержавшись, чтобы не выкрикнуть это вслух.

Пятерик что-то болтал про Культуру, но из-за препирательства двух машин Генар-Хофен пропустил первую часть фразы.

– …таким захватывающим, не правда ли?

– Правда! – отозвался Генар-Хофен, перекрикивая поющих, затем опустил свой гелеполевый прибор в один из контейнеров с пищей, поднес ко рту, улыбнулся и надул щеки.

Пятерик рыгнул, отправил в клюв кусок мяса размером с полголовы взрослого человека и снова повернулся к ловчей яме: две новые драгончие, присматриваясь, настороженно обходили друг друга. Генар-Хофен решил, что шансы на победу у них равны.

– Теперь мы можем поговорить? – спросил модуль.

– Да, – подумал Генар-Хофен. – В чем дело?

– Как я уже сказал, срочное сообщение.