Новое имя, новая жизнь… что-то в ней нравилось, что-то не очень. Главное – о нем заботились, причем не как о солдате, который должен быть всего лишь стойким, а как о мальчике, которого нужно вырастить, образовать и наставить на жизненный путь… И Петер никак не мог понять, по душе ему такая жизнь или нет.

В честь крещения императрица заново обставила ему комнаты, подарила на личные нужды 300 000 рублей. Это были огромнейшие деньги, а для ребенка, никогда не имевшего их вообще, просто немыслимые. В сказке, которая началась вокруг, не хватало только одного – его любимого императора Фридриха Прусского. Елизавета Петровна посмеивалась над таким пристрастием племянника, но не осуждала, справедливо рассудив, что нельзя сразу обрывать привычную жизнь. Потому игре в солдатики никто не препятствовал и говорить по-немецки не запрещал.

Елизавета Петровна играла в карты со своим фаворитом Разумовским, искоса поглядывая на наследника, кривлявшегося в стороне с фрейлинами. Те хихикали, пытаясь уловить скрытый смысл в ужимках великого князя, хотя никакого смысла в них не было, просто подросток, не привыкший не только к придворному, но и вообще женскому обществу, об общении с дамами сведения получавший только от егеря Бастиана и своего слуги Румберта, не знал, как себя вести. Наученный танцмейстером Лоде, в танце Карл-Петер умел подать руку и провести партнершу как надо, но о чем с ней говорить? Девицы определенно не интересовались устройством крепостей или отличиями в мундирах, кроме того, великий князь предпочитал немецкий, а его понимали не все…

Конечно, Петр приглядывался к окружающим, но вести себя так же просто не мог, это раздражало и сковывало одновременно. Все равно он был чужим…

Подкладывая даму треф, императрица улыбнулась:

– Пора невесту искать наследнику.

– Невесту? Да он ребенок совсем, только что в мундире.

– Наследника крестили, учат, на это время надобно, поди, и с невестой так?

– Не русскую брать, что ли?

– Свою нельзя. Вспомни, что было, когда Петру Алексеевичу княжну Меншикову сватали (императрица имела в виду внука Петра I, который умер незадолго до свадьбы с княжной Долгоруковой, а перед тем был обручен с дочерью Меншикова, которого вместе с семьей сослали в Березов). Не хочу раздор среди своих вносить.

– А думаешь, матушка, и без того не будет? Снова начнут лаяться, из какого дома невесту брать.

– Есть у меня на примете, да только ты прав, недовольных найдется. А мы все равно по-своему сделаем!

Елизавета Петровна скинула карты, показывая, что ее взяла. Разумовский развел руками:

– Во всем тебе, Елизавет, везет, что в картах, что в любви…

Она почти плотоядно улыбнулась и скомандовала:

– Все, пора и честь знать, на покой пора, поздно уж.

Если честно, то было скорее рано, потому что, будь дело летом, уже забрезжил бы рассвет, и только осенняя петербургская ночь делала окна темными.

Разумовский покосился на наследника, который с явным облегчением раскланялся с фрейлинами и поспешил целовать ручку тетушке. Какой из него муж? Ему еще самому мамка нужна… Некрасивый, щуплый, со странно вывернутыми коленками, которые прикрывались большими ботфортами сапог, даже по бальной зале двигавшийся почти строевым шагом, Петр вызывал скорее жалость, чем восхищение. Может, правда перерастет?

Императрица не слишком хотела поступать по подсказке своего мудрого и хитрого канцлера Бестужева-Рюмина, а потому, выбрав невесту, ему именно ничего и не сказала. Елизавета Петровна выбрала Софию-Фредерику – дочь Христиана-Августа Ангальт-Цербстского и Иоганны-Елизаветы, троюродную сестру Петра и племянницу внезапно умершего перед самой свадьбой ее собственного жениха Карла. Петру тоже сразу ничего не сказали – успеется, но девушку вместе с матерью пригласили в Россию. Императрица распорядилась устроить достойную встречу. Узнав об этом, Бестужев рвал и метал, ведь он предлагал совсем другую невесту – из Саксонской династии. Но огорчаться канцлеру пока рано, портрет – еще не сама невеста, а невеста – еще не жена.