Собственно, именно эти слова, а также характерное громыхание со стороны входной двери и заставили меня резко распахнуть глаза и сесть в кровати.

– Ник, стой!

– Да спи…

– Не-е-ет, стой. Я тебя не видела целую неделю, мне надо поговорить.

– Я опоздаю на лифт.

– Они ходят каждые восемь минут.

– Мир, давай, может, завтра? – послышалось из-за перегородки, которая разделяла жилое пространство и прихожую, но я уже стремительно подскочила с кровати и прямо в чем была – пижамных шортах и футболке – пересекла единственную комнату и встала над вихрастой макушкой завязывающего шнурки брата.

– Нет, сегодня, Ник. Сейчас. Слушай, это не дело, что ты встречаешься с Кариной, и я не такая глупая, чтобы поверить, будто в твоей академии таноржец с архитектурного притащит домашний пирог на день рождения. Уж скорее бы он заказал пиццу с ананасами и мидиями на всех, чем…

– Хорошо, Мир. Как скажешь, я больше не буду приносить еду, – перебил Ник, перемещаясь ко второй ноге.

– Нет, я не хочу, чтобы ты общался с Кариной.

– Ладно, – как-то чересчур покладисто согласился брат, и тут у меня засосало под ложечкой, что происходит что-то из ряда вон. Обычно Ник отшучивался или огрызался, что он уже достаточно взрослый, но сейчас…

Широкоплечий братишка ловко крутанулся на пятке кроссовка и поднялся ко мне спиной.

– Мир, я тебя люблю, поговорим позднее.

– Сто-о-ой!

Он положил руку на сканер в прихожей, чтобы выйти из квартиры, но я, почуяв неладное, ловко юркнула под руку брата и встала между ним и дверью. Наверное, со стороны это смотрелось забавно – маленькая, невысокая и худенькая я пытаюсь остановить парня, который минимум вдвое крупнее в весе и выше на голову.

– Никуда ты…

Позади раздался мелодичный звон открывающейся двери. Я тихо ахнула, так и не договорив предложение. Лицо моего красавца Ника «поплыло». Огромный фиолетово-черный синяк сиял на скуле и под глазом, ближе к скуле он начал желтеть. Верхнее веко припухло так, что глаз открывался в лучшем случае наполовину. Нижняя губа оказалась порванной прямо по центру.

– Ни-и-ик… – выдохнула я потрясённо. – Где это ты так?

В то, что его приятели-таноржцы с архитектурного факультета могли так разукрасить, совершенно не верилось. Коренные таноржцы в моём понимании всегда были скорее «изнеженными интеллектуалами». Ладно бы Ник учился на изобретателя, там встречались ещё уникумы, которые и подраться могут, доказывая свою правоту, но брат выбрал архитектурный – это сфера дизайна и художников, где все ребята предпочитают мериться чем угодно – брендовыми шмотками, навороченными флаерами и гравибайками, девочками-моделями, – но точно не силой.

Никита тяжело вздохнул, словно на его плечи опустился весь груз Вселенной.

– Мир, слушай, можно без нотаций, а?..

– Где. Тебя. Так. Разукрасили?! – прорычала я, чувствуя, как кровь начинает кипеть.

Моего любимого братишку кто-то посмел обидеть!

– Да какая разница? Это неважно.

В смысле – неважно?!

Я так и хлопнула глазами, чувствуя ма-а-аленькую такую неувязочку.

– Ник, тебе череп могли прошибить, да здесь, скорее всего, сотрясение мозга! Тебе медицинское обследование требуется! Если это случилось на Танорге, то точно можно обратиться в полицию и потребовать компенсацию, если на Веге, то всё сложнее, но какого метеорита ты мне тут загоняешь…

Брат поморщился.

– Вот именно потому, что ты всегда так реагируешь, я и не хотел тебе ничего рассказывать.

– В смысле «не хотел»?! Тебе только девятнадцать лет! Ты ребёнок!

– Вот именно, Мирослав, девятнадцать мне уже есть! Перестань ко мне относиться как к младшему брату! Я взрослый!