– Просто поразительно, что вы сегодня присутствуете. Что дало вам сил посетить раут в этом году? – спросил репортер.

«Притворяйся», – сказала я Селине. Я должна была притвориться, солгать, что все в порядке, что каждая клеточка моего тела вовсе не кричала мне убежать и спрятаться.

Я ожидала этого. Конечно, ожидала. И я смогу с этим справиться. Смогу с изяществом справиться с нахальным репортером, пусть даже его вопросы были словно стрелы, нацеленные прямо в мое сердце.

– Сила королевы Исадоры дарует мне всю необходимую решительность, – ответила я как можно спокойнее. – Я поддерживаю Ее Величество во всех делах и решениях и с огромным нетерпением жду возможности услышать ее сегодняшнюю речь.

Репортер кивнул.

– Последним решением Ее Величества было совершить облаву на владения лорда Баниона, но прославленный колдун в итоге вновь сумел уйти. Вы верите, что гвардейцы королевы разыщут его и отдадут под суд за смерть вашего отца и тысяч регарийцев, павших от его неумолимого стремления уничтожить империю?

Как правило, никто не смел задавать подобные вопросы на ступенях галереи. Раут был посвящен легкомыслию, престижу и гламуру. А не колдунам-террористам, смерти и магии. Я больше не могла сохранять фальшивую улыбку. Глаза щипало от слез, но я что было сил не давала ни одной пролиться.

Микрофон даже не дрогнул в руке репортера. Он оставался в паре сантиметров от моих губ и ждал ответа. Камеры были прикованы к моему лицу, готовые запечатлеть любой намек на слабость или эмоции.

Всю свою жизнь я была Первой Дочерью, пока не умер мой отец. Я росла в центре внимания общественности среди пылкого восхищения или резкой критики, в зависимости от ситуации. Я всегда давала репортерам все, что им было нужно, не пряталась от внимания, когда кто-то хотел сфотографировать меня или задать несколько вопросов.

Но прошлый год я держалась особняком и проводила время по большей части с Селиной. Не давала интервью и не посещала крупных, помпезных мероприятий. Скрылась от внимания общественности и средств массовой информации. Я бывала на нескольких закрытых вечеринках с небольшой компанией друзей, но это даже не считается.

Я обходила стороной места, где репортеры и фотографы могли подобраться ко мне так близко. Не хотела показывать им, что могу быть слабой или заплакать. Потому что я не была слабой. А если и заплачу, то не допущу, чтобы это показали по телевизору всем жителям империи.

Так что я надорвусь, но буду врать, что Джослин Дрейк, бывшая Первая Дочь Айронпорта, прекрасно, великолепно поживала, чего желала и вам.

И они поверят.

– Я всецело верю, что королева Исадора и ее чрезвычайно опытная, преданная армия королевских гвардейцев в конце концов положат конец угрозе в лице лорда Баниона, – ответила я без запинки, отрывисто произнося слова. – И в империи вновь воцарится мир.

Когда я закончила говорить, меня всю трясло. Репортер задал уточняющий вопрос, но с меня уже было достаточно.

Я ответила ему натянутой улыбкой.

– Большое спасибо, – сказала я и, отвернувшись от него, поспешила дальше по лестнице, больше не пытаясь поймать удачный ракурс для фотосъемки. Я с раздражением стерла слезинку, которая все же сорвалась с ресницы и потекла по щеке.

Будем надеяться, никто этого не видел.

Оказавшись в вестибюле галереи, я прижалась спиной к каменной колонне, закрыла глаза и сделала несколько глубоких и (будем надеяться) успокаивающих вдохов.

– Ты справишься, – убеждала я себя вполголоса. – С тобой все хорошо. Все в порядке.

Минуту спустя я открыла глаза и оглядела оживленный вестибюль. В мыслях сразу возникли воспоминания о том, как мы с отцом, держась за руки, вместе вошли в галерею во время моего первого раута семь лет назад. Все эти годы на посту лично выбранного королевой премьер-министра Айронпорта, столицы Регарийской империи, Луи Дрейк презирал масштабные званые вечера так же сильно, как и Селина.