Может быть, он забыл про меня? Наверное, та женщина, которой предназначался букет, не отпустила его так быстро.

Мне требуется несколько секунд, чтобы перебороть свой страх и выйти из машины. Прислоняюсь спиной к двери, боюсь сделать лишний шумный вдох и изо всех сил напрягаю слух. Мелко дрожу, то ли от страха, то ли от резкого холода.

Включаю фонарик на телефоне и, затаив дыхание, осматриваюсь. Меня окружает редкий сосновый лес в своей устрашающей тишине. Слева, прямо напротив автомобиля, находятся приоткрытые металлические ворота. Делаю пару шагов и свечу фонариком перед собой. Свет проникает сквозь витые прутья, и я перестаю дышать, когда в свете телефонной вспышки вижу огромный деревянный крест. Рядом с ним еще, и еще. Правее гранитный памятник…

Кладбище? Он приехал на кладбище?

Так вот в чем причина его мрачности, так ведь? Наверное, он потерял кого-то из родственников и приехал навестить могилу. Но Ледник сказал ждать пять минут, а нет его уже раза в три дольше.

– Эй! – тихо зову я, продолжая светить фонариком сквозь ворота. – Вы здесь?

В ответ лишь тишина.

В растерянности мнусь с одной ноги на другую, прикидывая, как поступить дальше. Осматриваюсь по сторонам в последний раз и захожу за ворота. Знаете, что для меня самое пугающее в русских кладбищах? Фотографии. Одно дело видеть чье-то имя и дату, а совсем другое – лицо человека. Иду и будто ощущаю эти многочисленные взгляды. Вдоль позвоночника бежит жуткий холодок, и я вздрагиваю. Куда уж там – дрожу, как осиновый лист на ветру, отчего дыхание становится рваным и шумным.

Свечу по сторонам, пока, совсем рядом, не замечаю фигуру своего спасителя. Он сидит напротив чьей-то могилы, его взгляд направлен в одну точку – меня он не видит. Из легких вырывается облегченный выдох, и я направляюсь к нему. Открываю рот, чтобы позвать, но тотчас замираю как вкопанная, когда свет фонаря моего телефона падает на памятник, где я вижу три выгравированные фотографии. Язык присыхает к гортани, и на глаза нахлынывают непрошенные слезы.

«Васильева Алена Игоревна» – гласит надпись под центральным фото безумно красивой блондинки. «Васильевы Диана и Алиса» – читаю я, и становится больно дышать, глядя на высеченные по граниту лазером два милых девчачьих личика. Общая дата смерти. Что же такого произошло с его семьей? В голову лезут жутчайшие картинки с катастрофами и авариями. Ее имя. Алена – вот почему Ледника так передернуло за рулем. 

– Простите, я не знала, когда… – охрипшим голосом говорю я.

– Не обязательно что-то говорить, – подает голос Ледник, даже не глядя в мою сторону. – Это место, где принято молчать.

И мне бы прикусить язык, не лезть не в свое дело, но я снова намереваюсь задать вопрос. Подхожу ближе, шаг за шагом, как вдруг мой надломленный каблук проваливается в землю. Громко ахаю, с трудом удержавшись на ногах, а жалобный хруст пластика оповещает, что туфли окончательно отправляются на помойку.

– Это ваша семья? – голос дрожит, и я шмыгаю носом, стараясь скрыть, как меня потряхивает от холода.

Мужчина кивает и поворачивается на звук моего голоса. Его взгляд переполнен болью и яростью, будто он борется с самим собой.

– Что с ними случилось?

Он как-то странно осматривает меня с ног до головы и встает с миниатюрной лавочки. Быстро приближается ко мне, по пути молча стягивает с себя кожанку и неожиданно ловко накидывает мне на плечи. Стоит только прогретой теплом мужского тела вещи соприкоснуться с моей кожей, как ее покрывают приятные колючие мурашки.

– Допрос окончен? – спрашивает Ледник, заглядывая в глаза. – Пойдем, отвезу тебя домой.