- Ты никогда не рассказывала, что Димка заставил тебя силой выйти за него замуж…

- Он и не заставлял, - Юлька сощурилась, и в ее облике появилось что-то жестокое, хищное, воинственное. – Ему пришлось терпеливо ждать, когда я на это соглашусь. И учиться держать свои животные инстинкты на таком поводке, что и топором не разрубишь.

Я догадывалась, что они оба ненормальные. Хватило обрывочных фраз, личную жизнь Беспалова не часто обсуждала. Но с проблемой в лице Алекса я не могла прийти ни к кому другому.

- Если это все на уровне слов и лапши на уши, почему мне так страшно?

- Страшно? – Юлька протянула мне зеркало. – Посмотри на свое лицо, трусишка.

В ней умер психолог восьмидесятого уровня. От ее проницательности даже сам Фрейд перевернулся б в гробу. Потому что то, что я увидела в отражении, подкосило мое и без того расшатанное сознание еще сильнее…

…За окном цвела весна, а я танцевала у зеркала в одном белье.

Это казалось невероятным. Какая девочка не мечтает о принце, и в то же время – о воздушной легкости? Чтобы кружили на руках, оберегали от невзгод несовершенного мира, но никто не сказал «ты принадлежишь мне!», выпив всю душу в два глотка…

- Ты хорошо подумала? – это мой первый вылет за границу с Александром. Мать волнуется, но как-то слабо, словно для галочки. После того, как Крейн принес ей цветы и корзину подарков, она закрыла глаза и на его возраст, и на намерения.

- Хорошо. Я хочу увидеть мир. И я, кажется, его люблю…

- Он смотрит на тебя так, будто… - мать запинается, - а, впрочем, забудь. Привези мне оливковое масло. И папирус. И я еще напишу список, что кому…

Для меня так и останется загадкой, почему его горящий контролем и жаждой взгляд заметили все. Кроме меня. Заметили – и изошли слюной от зависти. Никто не видел проблемы в том, что Алекс, словно дьявол-искуситель, жаждет вытеснить все, чем я жила, и заполнить собой…

Я смотрю в зеркало. Провожу пальцами по кромке кружева, закусываю губу, забыв о присутствии матери. Помню, как жаждущие губы самого крутого и желанного мужчины в мире оставляли пылающие следы на коже, пробуждая мою женственность, заставляя играть ее яркими красками…

Почему я вспомнила о расцвете нашей любви именно сейчас, в не совсем уместной обстановке? Да потому что мой взгляд в зеркальце был таким же точно. Пылающим, затуманенным, горящим предвкушением за пеленой испуга и неизвестности.

- Прости, Юль. Мне лучше побыть одной.

- И выбросить непонятный страх из головы, если не можешь им насладиться и использовать для взаимного удовольствия, - понимающе усмехнулась подруга.

Я уезжала в еще больше расшатанных чувствах, чем после разговора с Алексом. На телефоне светились четырнадцать не отвеченных от Данила. Перезванивать ему я бы не стала даже в том случае, если бы он мог повлиять на своего отца.

Я еще не знала, как именно быть. Возможно, мне стоило прийти в себя и все взвесить, тогда уже принимать решение без страха.

Но все дело было в том, что Алекс Крейн как раз и не хотел, чтобы я опомнилась и выдержала все его удары.

И он перешел в наступление в тот самый момент, когда за мной закрылись двери его дома.

Выпить белого вина в одиночестве, при свечах, глядя на огни города вдалеке – это то, что всегда возвращает мне внутреннюю гармонию и силы, какой бы 3.14здец не творился в мире. Изменять своим ритуалам я не стала и в этот вечер, хотя подозревала – ни о каком покое и душевном равновесии в этот раз не может быть и речи.

Внутри все пылало огнем. Возмущение словами Крейна, его загадочной самоуверенностью и требованиями кидало меня из жара в холод. Я то злилась на себя, что позволила так с собой говорить, что сбежала, не поставив Алекса на место, то проваливалась в тягуче-сладостное пике предвкушения и азарта. Иногда вообще накрывало рефлексией с подступающими слезами. И при этом хотелось странно улыбаться себе.