Я смотрю на Лу и поясняю, потому что хочу попробовать быть открытой и честной до конца:
— Да, в первую очередь я верна самой себе, но... Мне нравится Никлаус. И говоря так, я подразумеваю не то, что из двух братьев он нравится мне больше... Из всех. Не представляю, как так вышло, ведь он вёл себя со мной, мягко говоря, не лучшим образом, но я в него влюбилась.
А как ещё объяснить то, что этот мерзавец не выходит у меня из головы, верно?
— Чёрт, всё куда серьезнее, чем казалось, да? — задумавшись, произносит Лу. Её пальцы сильнее сжимаются на моих в знак искренней поддержки, и я допускаю мысль о том, что, возможно, зря занесла её имя в чёрный список. Лу не ждёт ответа на вопрос, задает следующий, как раз по той теме, о которой думаю я: — Ладно, но причём здесь я? Или Кейси? Мы не могли тебе дозвониться ни тогда, когда ты сбежала с вечеринки, ни после. Мы волновались за тебя.
— Правда?
— Я допускаю мысль, что из-за действий Барб, я могу находиться под подозрением, но я уже давно тебе всё объяснила, да и действиями доказывала... Повторю, мне больше нет дела до Гросса и Ко.
— Это из-за Авы, — неохотно признаюсь я.
Возможно, я и правда поторопилась сгрести всех под одну гребёнку... Лу выглядит искренней.
— Фиски?
Я подбираюсь и по очереди смотрю на подруг. Пристально, чтобы они понимали всю важность моих следующих слов:
— Я собираюсь быть с вами полностью открытой, потому что мне нравится с вами общаться. Нравитесь вы. И если вы чувствуете ко мне то же самое — значит, довольно лжи и тайн. Абсолютная и обоюдная честность. Договорились?
Бэлл заметно краснеет, но неуверенно кивает, бросая опасливый взгляд на Лу, мол, если я собралась быть с ней откровенной, то это не значит, что и она будет с ней таковой. Я принимаю ответ подруги и смотрю на вторую. Та широко улыбается:
— Это в тебе мне и нравится больше всего, Ани. И нравится брать с тебя пример — это значительно облегчает жизнь. Разумеется, мы договорились. А теперь расскажи, что натворила Фиски? Она мне никогда не нравилась: маленькая, нахальная пацанка...
И я рассказываю. Обе подруги слушают меня внимательно и не перебивают. А я говорю и говорю, не только об Аве, но и прочем, словно мне не хватило выговориться одной сестре. Возможно, я хочу услышать и другое мнение по этой ситуации, особенно, если учесть, что поддержки от сестры, на которую рассчитывала, я так и не получила.
Мы ещё долго обсуждаем меня, Аву, Никлауса и Оливера, пока нас не прерывает сообщение, пришедшее мне на телефон. Мне пишет Хьюго. О свидании, которое, чёрт возьми, совсем вылетело у меня из головы!
Я быстро прощаюсь с подругами, сообщая им, что таким образом хочу покончить с чувствами к Никлаусу, ловлю в ответ их взгляды, полные сомнения, и бегу домой, чтобы подготовится к свиданию.
Хьюго Коллинз не передумал. Не передумаю и я.
Я волнуюсь, потому что иду на настоящее американское свидание, совсем, как в фильмах, которые так люблю смотреть. И меня это беспокоит. Ведь само событие воодушевляет меня больше, чем то, с кем я буду смотреть кино и ужинать...
Это неправильно и некрасиво с моей стороны, но поворачивать назад я не хочу.
Да и поздно отступать тогда, когда за тобой ровно в назначенное время заезжает джип по типу моего собственного. Это говорит о том, что у нас с Хьюго уже нашлось что-то общее — любовь к таким машинам.
Мы приветствуем друг друга улыбками и сразу едем в кинотеатр. По дороге Хьюго рассказывает немного о себе: о своих младших братьях и сестрах, вечно попадающих в передряги; о родителях, которые нашли своё призвание в вере в Бога — его отец священник католической церкви. Это вновь напоминает мне о Никлаусе, словно я могла забыть о нём хоть на минуту, но я изо всех сил стараюсь отбросить эти мысли и сосредоточится на разговоре с Хьюго.