Уборщица, что отправила меня работать, критически все осматривает и, как ни странно, удовлетворительно кивает головой. Смотрит на мое страдальческое лицо и выдает:

— Что, белоручка? Не привыкла к работе?

— Работала без перчаток, — сухо говорю я. — Разъело кожу.

Брови женщины ползут вверх, а рот приоткрывается. Она подходит ко мне, хватает за кисти и смотрит на пораженные участки.

— Дура, — коротко комментирует она. — Там же химия! Не могла сказать, что перчаток нет? Ты ж работать не сможешь.

— Смогу, — упрямо говорю я и вскидываю голову.

— Ладно, иди, попрошу Златку принести тебе мазь. Завтра спускайся в это же время.

— Хорошо.

Я поднимаюсь к себе и тихо закрываю дверь. Превозмогая боль принимаю душ, делая воду похолоднее, чтобы не так чувствовать поврежденную кожу и, обмотавшись полотенцем, выхожу в комнату. Надеваю халат и забираюсь под одеяло. Надеюсь сразу уснуть, но не могу. Боль, сосредоточившаяся на пальцах, не позволяет сделать даже пару движений.

Я плачу. Который раз за время здесь плачу и понимаю, что не могу. Сломаюсь. Пусть не сейчас, но со временем. Просто не смогу вынести всего, что мне уготовано.

Именно такой, разбитой и заплаканной, меня застает Арман. Он входит в комнату совершенно неожиданно, зло стаскивает с себя пиджак, отбрасывает ботинки и приближается к кровати. Я же задерживаю дыхание и едва он переступает порог комнаты, прекращаю всхлипы.

— Встань, — коротко приказывает, остановившись у края.

Я делаю то, что он велит. Встаю на колени, а после слезаю с кровати. Морщусь, потому что неожиданно меня клонит вперед, и я вынуждена опереться на пораженную ладонь.

— Повернись.

Медленно разворачиваюсь и чувствую, как тело покрывается мурашками. Слышу звон пряжки ремня, а после умелые руки стаскивают с меня халат, и я остаюсь обнаженной.

— Наклонись.

Я делаю то, что он просит, опираюсь руками в стену и наклоняюсь. Арман входит в меня одним резким толчком, не заботясь о подготовке. Я даже не уверена, что на нем есть презерватив, потому что не слышала ни шороха, ничего. Мне не больно, но и приятного во всем этом мало.

Его руки внезапно обхватывают мой живот и вынуждают оторваться от стены. Арман бросает меня на кровать, так что я инстинктивно вытягиваю вперед руки. Вскрик боли просто не могу сдержать в себе. Вслед за ним следуют слезы и тихая ругань:

— Какого хрена?

Арман разворачивает меня к себе, нависает сверху и всматривается в лицо. Я вынужденно смотрю на него и не знаю, что теперь будет.

— Что такое? — внезапно спрашивает он. — Кричишь, будто я тебя избиваю.

— Руки, — хриплю я и сглатываю, потому что язык неожиданно прилипает к небу от волнения.

Арман отстраняется и хватает меня за запястья. Осматривает ладони и чертыхается. Спускается на пол, натягивает штаны, застегивает брюки и достает из кармана телефон.

— Ровного сюда, быстро, — рявкает в трубку, а я прикрываю глаза, понимая, что ничего хорошего это не сулит.

8. Глава 8

Между нами висит тяжелая тишина, пока нет Ровного. Я держу руки на весу, чтобы они поменьше болели, и неосознанно слежу за каждым движением Армана. Боюсь поднимать на него глаза, но напряженно вслушиваюсь в шорохи. Он стоит напротив и, кажется, смотрит на меня.

Злится?

Конечно, да. Ведь его вечер испорчен. Он не получил то, за чем пришел ко мне.

В дверь стучат и после возгласа Армана, она распахивается. На пороге показывается Ровный, который коротко оглядывается по сторонам.

— Пришли ей кого-нибудь, — Арман небрежно указывает на мои израненные ладони. — А с тобой я хочу поговорить.