— Меня Ика софут, — представляется девочка, похлопывая ресничками и схватившись за мамину коленку.

— А я Итя, — важно и уверенно здоровается мальчик.

— Савва, — отвечаю рефлекторно. И уголки губ совсем немного приподнимаются вверх. Они ведь не выговаривают букву «в». Для них моё имя будет ещё короче.

— Касифо, — смущённо отвечает Вика.

— Солнышки мои, вы немного не вовремя, мы заняты, — ласково шепчет Романова, поглаживая обоих по плечу. — Давайте вы пойдёте на кухню и покушаете яблочек? Я освобожусь минут через десять, и мы продолжим разбирать вещи.

Но, вопреки её словам, они не двигаются с места.

— А нас папа похой? — вдруг спрашивает девочка, погрустнев.

Конченый он. Но нельзя же так с детьми?

— Он нас укадёт? — следом летит от Вити.

— Так, я что сказала? — Марина включает строгую мать, но получается хреново. Даже эти слова звучат мягко. — Непослушные! Ещё и подслушивали!

— В этом нет ничего плохого, — усмехаюсь. — Детское любопытство. Нет, не украдёт.

После моих слов мальчик расслабляется, что видно по его опустившимся плечам.

На вид им, кстати, года три.

— А сатем ти их носишь? — с любопытством кивает на мои перчатки малютка. — Не хоётно еть!

— Тать те отеяо?

Отказать взрослому — легко. А вот детям — почти невозможно. Особенно когда смотрят такими искренне заботливыми глазами.

— Не нужно. Спасибо. Я сейчас уже ухожу.

— А тяй? — надув большие щёчки, спрашивает Витя.

— В другой раз.

Сердце щемит. И почему этим двоим так тяжело отказывать?!

— Дайте нам договорить, пожалуйста, — снова просит Марина со вздохом, и двойняшки, послушав мать, всё же возвращаются в свою комнату. — Извините, они сегодня разошлись. Я много что им разрешала.

— Ничего, — отвечаю, переплетая пальцы.

— Я поняла вас, тогда озабочусь алиментами. Ещё я хотела бы поехать в клинику с вами.

— Не люблю, когда моей работе мешают.

Плюс — встреча будет конфиденциальной. Центр, в котором она делала ЭКО, мне знаком. Я был там однажды, и его владелец — мой клиент. Я смогу с ним договориться. При Марине вряд ли он захочет говорить, что его врачи продажные.

— Простите, — начинает с нажимом, чисто для галочки. Сжимает длинными пальцами юбку своего сарафана. И я опять ненадолго залипаю на её аккуратных ладонях. — Но весь свой брак я жила в неведенье. И мне хотя бы сейчас хочется знать, что происходит в моей жизни. Кажется, если я что-то перестану контролировать, всё покатится под откос.

Белые костяшки вырисовываются и так на бледной коже. При виде них возвращаю внимание на Марину. Чёрт, я всё прослушал.

— Ладно, — нехотя соглашаюсь. — Только едете на своей машине.

В свою никого и никогда не пущу.

— Без проблем. Когда?

— Напишу чуть позже, — вскидываю руку и поглядываю на часы. Нужно съездить на встречу, но перед этим домой. Сменить одежду.

— А насчёт оплаты?

Что ж она не уймётся никак?

— Обговорим позже.

— А если вы выкатите счет, и я не смогу его оплатить? Мне бы знать сумму заранее, чтобы подготовиться!

— Не беспокойтесь. Если что, мне всегда требуется уборщица.

— Так мило с вашей стороны, — летит с легкой иронией.

Я не издеваюсь над ней. Но впервые такой случай, когда не хочу брать оплату. С женщинами я работал в прошлом, но их не было жаль так, как Марину. А последние годы вообще очерствел к ним, обирая почти до нитки.

А здесь обратная ситуация. Но я понимаю причину — принципы оказались выше, чем моя ненависть к бабам. Да и её ненавидеть у меня причины нет, я знаю ситуацию изнутри.

Тем более в её случае сумма настолько несущественна для меня, что я запросто могу закрыть на неё глаза. Повеселюсь.