– Как? – тихо спросил врач, осознавая груз своей вины.

  – Езжай к Вере. Уговори её отдать ребёнка. Делай, что хочешь, но она должна отказаться от него в мою пользу.

  Андрей хмыкнул и поправил галстук. Потом прочистил горло и решился высказаться:

  – Вы… понимаете, что это невозможно? Мать не отдаст своего ребёнка.

  – Так ты объясни ей, что она никакая не мать.

  – Но Вера уверена, что мальчик – её родной сын.

  – Меня не волнует, в чём уверена Вера. Даю сутки. Свободен.

3. 3.

Вера.

  Без телефона как без рук. Угораздило же потерять свой гаджет на вчерашней конференции! Сим-карту не удалось восстановить без потери контактов, теперь ищу по записной книжке от руки нужные номера.

  В дверь позвонили. Бросила взгляд на часы –  ещё нет девяти утра. Ну и кто такой невоспитанный ходит по гостям так рано? Распахнула дверь и увидела на пороге доктора Давыдова.

  – Доброе утро, – поздоровался он со мной.

  – Доброе, – удивленно ответила, совершенно не понимая, что бы он мог забыть у меня дома столь рано утром.

  – Помните меня? Доктор Давыдов Андрей Евгеньевич. Вы у нас делали ЭКО, Вера.

  – Конечно, – ответила я. – Проходите.

  Отошла вглубь небольшого коридора квартиры, врач зашёл следом, прикрыв дверь за собой.

  – Вера, разговор будет очень серьёзный. Где можно присесть?

  – В гостиной, – указала я рукой на комнату слева от нас.

  Мужчина прошёл к дивану и сел. Он коротко глянул на меня, поправил манжеты на рубашке, а потом собрал руки в замок и заговорил:

  – Простите, что так рано, но дело не терпит отлагательств. Вера, должен сообщить вам, что спустя четыре года выяснилось, что при проведении вашей процедуры ЭКО была допущена… ошибка.

  Я заволновалась. Мне уже не нравилось начало разговора. Давыдов же продолжил:

  – Дело в том, что эмбрион, который был подсажен, вам не принадлежал. Его, к моему большому сожалению, перепутали с чужим, что привело нас всех в неудобную – и даже патовую – ситуацию.

  – То есть вы хотите сказать, что мой сын вовсе не от того донора, про которого вы мне рассказывали?

  – Да, Вера. Донором случайно оказался совершенно другой мужчина. Он хотел воспользоваться точно таким же экспериментальным эмбрионом, как и ваш. Только другим. Сотрудники лаборатории перепутали пробирки. Ваш – погиб, а второй попал к вам.

  – Так, и что? – сузила глаза.

  Доктор немного помялся, поправил галстук, который и без того выглядел идеально, и ответил:

  – Мужчина, фактически являющийся отцом вашего ребёнка, обнаружил ошибку. И теперь он требует права на мальчика.

  У меня внутри всё рухнуло в этот момент. Пальцы вмиг заледенели.

  – Как это – требует права? Он ему никто, просто донор. Ведь он подписывал об этом документы. Как этот донор узнал, что ребёнка выносила и родила именно я? Ведь вы обещали мне конфиденциальность. Вы что – раскрыли ему мои данные? Вы хотите, чтобы я в суд на вас подала за это?

  – Вера, успокойтесь, пожалуйста. И дослушайте. Простите. У меня не было выбора. Этот мужчина – очень влиятельный, он сам откуда-то достал эти данные. Я лишь подтвердил, что вышла ошибка. Он не донор. Тоже пациент, как и вы. Этот человек хотел оплодотворить суррогатную мать. Он знает о том, что у вас оказался его эмбрион.

  Это что ещё за мужчина такой, у которого столь длинные руки, что даже к доктору в картотеку смог залезть? Или Давыдов попросту блефует. Не хочет говорить, что сам информацию и предоставил.

  – Значит, так, – я поднялась и сложила руки на груди. – Я ничего не знаю. Богдан – мой сын, и я никому его не отдам, даже если выяснится, что его донор – сам президент. Ваша ошибка – вот и разбирайтесь с ней сами. А меня оставьте, пожалуйста, в покое. Ему нужен сын – так пусть сделает ещё одного. Мужчине это явно проще, чем выносить и родить другого мне. Я могу вообще больше не иметь детей. Вы ведь знаете, почему я делала ЭКО без мужа.