— Ли-и-избе-ет! — дольше обычного протянул Алик, чуть ли не пропел. — Ты сейчас где? Дома?

— Дома, да.

— Люблю тебя, Лизбет. Вот ты всегда на месте. Ты просто чудо. Я тебя обожаю.

И что всё это значит? Его там какой-то слишком няшный щеночек укусил, что все эти вдохновенно-пламенные признания полезли из него в десятикратном количестве. Ну, не серьёзно же он?

— А можешь прийти? — опять протянул Алик, на этот раз просительно-жалобно.

— Куда?

— Ко мне, конечно, — пояснил он. — Я по-прежнему тут, этажом выше. — И снова жалостливо завёл, хотя она и пыталась ещё отказаться: — Ну, Лизбет, ну пожа-а-алуйста. Ну будь человеком. Ли-избе-ет! Ты ведь не допустишь, чтобы я сдох в одиночестве?

Да что у него там стряслось? Обычно он такой позитивный, а если ноет, то чисто в шутку. Но сейчас как-то чересчур.

— Ну, Лизбет.

— Хорошо. Сейчас приду.

— Я жду, — откликнулся Алик, весьма проникновенно. — Очень жду. Вот прямо у двери.

— Сейчас приду, — повторила Лиза, прежде чем отключиться.

Она и правда начала беспокоиться, хотя и какого-нибудь розыгрыша целиком не исключала. Специально переодеваться по случаю визита не стала, хотя зачем-то сменила тапочки на кроссы, вышла на лестничную клетку, поднялась на один этаж.

Дверь нужной квартиры не только оказалась не заперта, но даже ещё и приоткрыта, а Пожарский торчал в прихожей. Лиза действительно наткнулась на него, как только вошла.

— О-о-о Лизбет! — увидев её, воскликнул Алик, заулыбался широко и радостно, оттолкнулся от стенки, которую подпирал спиной, шагнул навстречу. — Вот ты — настоящий друг. Не то что этот тварина. Даже дозвониться до него не могу. Тупо не отвечает. Вот же скот.

Это он про Ника?

— Ли-избет, — в который раз пропел Пожарский почти уже у самого уха, качнулся, оказался совсем уж близко, и Лиза отступила.

Няшные щеночки вовсе ни при чём, никто его не кусал, и, наверное, уже по интонациям в телефоне можно было определить, просто она и предположить не могла.

— Ты напился что ли?

— Ну да, — невозмутимо подтвердил Алик, тоже отступил, упёрся рукой в дверь, и та захлопнулась, а он опять покачнулся, но удержался. — А нельзя? — И тут же страдальчески выгнул брови. — У меня, может, причина уважительная. — Добавил упавшим голосом. — Страшное горе.

— Что случилось? — по-настоящему встревожилась Лиза, даже испугалась немножко.

Пожарский шмыгнул носом, отвёл взгляд в сторону, сообщил патетично:

— Бросили меня.

О господи! А она уже столько всего напридумывать успела. Хотя и сейчас, возможно, не так поняла.

— Кто?

— Не скажу, — мрачно заявил Алик. — Тайна.

Значит, всё-таки та неизвестная девушка. Конечно, трагедия, но не настолько масштабная, чтобы называть её страшным горем. А в случае с Пожарским вообще не слишком-то верится, что из-за подобного он способен настолько сильно переживать — напиться и вот так стенать. А ещё жутко хочется узнать, кто она.

— Почему тайна-то?

— Да потому что! — возопил Алик. — Лизбет, ты чё, не понимаешь? Меня и бросили? Хрень какая. Ты в подобное можешь поверить?

— Не знаю, — Лиза пожала плечами. — Наверное, со всеми такое случается.

— Я — не все, — категорично отрезал Пожарский, надулся обиженно, но быстро сменил интонации. — Ладно, пошли. Чего тут стоять? — глянул в сторону кухни, но почти сразу передумал. — Не, лучше туда. — Подошёл к двери в комнату, распахнул, повторил: — Проходи.

И сам ввалился первым, потом развернулся, оглянулся через порог и, увидев, что она застыла в раздумье, протянул обиженно, совсем как ребёнок, наморщившись и опять надув губы.