Я разговоры про похожесть пресекаю на корню. Никому не разрешаю обсуждать внешность детей. Знаем, плавали.

Когда я получила результат на родство с Андреем, то была в шоке. Мы – не родственники. Я просто смирилась с этим. А что мне оставалось делать? Сосредоточилась на мыслях о второй беременности и заботе о сыне, не оставляя себе времени думать и гадать, почему мой сын – родня Милованову, а я – нет.

Я устала от этой истории, она сделала из меня эмоционального инвалида. Я забыла, когда улыбалась в последний раз кому-то, кроме детей.

Не могу больше… Надо возвращаться домой. Но перед отъездом я решила немного разговорить Надежду Львовну.

– А где Ваш муж, отец Андрея?

– А что? – сразу настораживается она.

– Просто хочу с ним познакомиться, – пожимаю плечами.

– Погиб он. Андрейка маленький был, поэтому его не знает.

– А кем он был?

– Фермером.

Во мне что-то щелкает, и запускается мыслительный процесс, который пытается сопоставить факты.

Отец Клима тоже трагически погиб.

– А как его звали?

– Ну, Сашкой, – поджимает губы «свекровь».

Клим тоже Александрович.

– А фамилия?

– Ой, надо оно тебе, а? – Надежда Львовна прекращает рубить капусту и смотрит на меня недовольно.

– Ну, скажите, пожалуйста. Мне интересно очень.

Надежда Львовна вздыхает. Поправляет сползший на глаза платок и снова принимается шинковать капусту, только с особой жестокостью.

– Бросил он меня беременную.

Я не дышу, боясь её спугнуть. Если замолчит, то я не узнаю всей правды.

– Не знал, что ребеночек у меня завязался. Я ж в Теплокаменске училась. А он на ферме работал. А может, и своя ферма у него была, не знаю. Красивый мужик, сын подросток.

В голове стучит. Я чувствую, что нашла ниточку, ведущую к нашей истории. Пока все факты сходятся.

– Так как его фамилия? – спрашиваю нетерпеливо.

– Колесников он… был.

Клим

– Клим Александрович, – говорит Клавдия, – Марина Петровна велела поставить цветы на стол.

– А Марина Петровна что, теперь хозяйка в этом доме? – вздергиваю бровь и с недовольством смотрю на суетящуюся домоправительницу.

– Нет, просто… – замолкает, поджав губы.

– Она просто помогает нам с поминками вот и всё.

И зачем я только решил их устроить? Отца уже как тридцать лет нет. Деда – пятнадцать. Отец сына пережил, страшно.

Марина… как вошла в мою жизнь, так и не хочет из неё выходить.

В постель просится, да не пускаю. С души воротит после того случая, когда Регина застукала нас в гостиной. С тех пор как отрезало.

Нет, у меня всё функционирует, просто… не для неё. Гоню мысли о сексе прочь и вкалываю, как проклятый.

Я искал Регину. Две недели искал после её стремительного побега. И нашёл.

Лучше бы я туда не ездил! Видел их вместе с Миловановым, гуляли по деревенской улочке. Она держала его под руку, а он катил коляску с их сыном. Идеальная картинка, мать ее.

Постоял, посмотрел и уехал. Зачем лезть в их жизнь и рушить эту идиллию?

Пытался жить, но получается так себе. Еще эти сочувственные взгляды на каждом шагу. Поэтому и придумал поминки, вместо празднования собственного дня рождения.

Сорок четыре. Где уж там получать любовь от юной женщины?

Марина каждые пятнадцать минут бегает звонить няне, чтобы узнать, как там ребенок. Ребенок сестры, на минуточку! Почему бы не родить самой? Возраст еще позволяет. Может, проблемы со здоровьем какие-нибудь?

– Марин, ты прям как мать-наседка, – делаю ей замечание.

– Привязалась к малышу.

– Сколько ему уже?

– Один и девять Кирюшке нашему.

Хм… как и Киту, думаю, мысленно сосчитав. Наверное, совсем уже большой парень вымахал. Скоро два! Да, Регина наказала меня, так наказала. Пропустил первые шаги Никитоса и первые слова.