Смотрю в глаза Хаджарова. Он не будет со мной нянькаться. Не в его натуре, не его метод. Он будет учить жить по законам улицы, переступать через мораль и идти в разрез принципам. Он покажет мне мир, в котором жил последний год Рома. Готова ли я к таким открытиям? Не знаю, но чтобы дальше жить, мне нужно закрыть вопрос с братом. По-другому у меня не получится.

— Хорошо. Я хочу научиться убивать.

Собрать все самое необходимое в сжатые сроки – сложно. Я первые минуты мечусь по квартире и не знаю, за что хвататься. Одергиваю себя и беру самое необходимое. Хаджаров сказал, что там, куда он меня отправит набираться уму-разуму, будет не до красоты. Значит платья, юбки и блузки отметаюся сразу в сторону. Беру спортивный костюм, футболки, удобное нижнее белье, пару носков. Я чувствую, будто собираюсь в армию. Минимальный набор уходовой косметики. Зарядку от телефона кидаю в сумку поверх собранных вещей. Больше из техники ничего не беру. Вряд ли мне потребуется планшет, ноутбук.

Оглядываю комнату, задерживаю взгляд на фотографии с Ромой. Сглатываю. Я не уверена, что поступаю правильно, не знаю, к чему приду, но шаг сделан и назад пути нет. Мне нужно разобраться. В смерти брата. В себе. Понятно одно, после всего этого меня прежней не будет. Сейчас я разбита, разломлена.

Спускаюсь, во дворе стоит черная машина. Она вроде как все машины, но почему-то очень выделяется. Порода чувствуется. Точнее марка. Порода чувствуется во владельце. Он стоит возле капота, курит, черт знает, какую по счету сигарету и просто смотрит на ветки деревьев. Не в телефон, не по сторонам, а на деревья. Я иду тихо, под ногами ничего не шуршит, но меня засекают почти сразу.

— Быстро, - замечает Хаджаров, разглядывая мою сумку в руках. Забирает ее у меня, кидает на заднее сиденье. Я сажусь на пассажирское спереди, он занимает место за рулем.

Мне безумно страшно. Я словно стою на краю обрыва, а внизу кипящий котлован, в котором заживо сваришься, стоит только упасть. Стискиваю кулаки, лежащие на коленях. Поглядываю на Хаджарова. Он совершенно непробиваем на эмоции. По его лицу невозможно понять, что да как. И ждать поддержки нет смысла, как и успокаивать не будет. Куда я лезу?

— Чему меня будут учить?

— Жизненной мудрости, - усмехается, ни на миг, не отрывая взгляда от дороги. – И законам уличной жизни.

— Сколько по времени это обучение займет?

— Это зависит от тебя, - Хаджаров неожиданно отпускает руль, я вжимаю в сиденье, наблюдая, как он прикуривает и открывает окно, чтобы выпустить дым.

— Как понять? – облизываю пересохшие губы.

— Приедешь, поймешь, - на мгновение смотрит в мою сторону бездонным прошибающим до холодного пота взглядом. – У тебя еще есть время передумать.

— То есть?

— Как только ты попадешь на мою территорию, назад пути нет. Улавливаешь суть?

Молчаливо киваю и еще сильнее вжимаюсь в сиденье, размышляя по поводу своего выбора. Одна часть на адреналине подталкивает к решительным действиям, к мести, к наказанию обидчиков. Вторая часть меня противится новым возможностям, новым знаниям, новым открытиям. Не факт, что все это мне придется по вкусу.

— Я не знаю, - откровенно признаюсь в своем смятении.

Хаджаров сбавляет скорость, перестаивается с полосы на полосу и паркуется возле обочины, включив аварийку. Отстегивает ремень и поворачивается ко мне. От его серьезного взгляда и угрюмости на лице мне становится и тошно, и страшно.

— Поймите меня… Я всю жизнь жила без забот, обо мне всегда кто-то заботился. Сначала родители, потом брат. Я никогда не жила с осознанием того, что теперь одна. Мне сложно… - закрываю ладонями лицо, пряча тем самым слезы на глазах. – Меня гложет мысль, что если бы Рома не пришел поздравлять меня, он был бы жив. Из-за меня он умер!