Надо бы встать за плиту – ужин испорчен. Но вместо этого подхожу к окну. Воздух нужен!

- Эй, ма! – слышится в коридоре ненавистный голос. – Сегодня ко мне Витька с Ростиком зайдут.

Тряпка валится из рук, а я в ужасе пячусь к стене, словно ублюдки уже ломятся в квартиру.

Трясет. Колотит просто не выносимо и не сразу получается выхватить из кармана телефон.

Судорожно тычу пальцем в экран. Один гудок, второй, третий…

- Але? – голос у Ирки заспанный.

- Ир, это я. А можно…

- У меня сегодня ночная, Лесь.

О, боже!

- Л-ладно… А вам сегодня посудомойка на кухню не нужна? Или уборщица…

Все, что угодно! Лишь бы не оставаться в квартире на ночь. А в идеале – исчезнуть на несколько дней. Последний раз эти два утырка все же сумели меня подкараулить.

Прикусываю губу, торопливо соображая, что взять с собой.

- Спрошу, - бухтит недовольно и отключается.

А я крадусь в свою комнату – как же хорошо, что мне не приходится делить ее с Ильей. На всякий случай закрываю шпингалет.

Сама его прикрутила, буквально с боем отстояв у мачехи. Отец, как обычно, самоустранился. Он все больше растворялся в этой женщине, и я уже не знала, как до него докричатся.

Когда запихиваю в рюкзак последнюю вещь, дверь сотрясается от мощного толчка.

- Опять закрылась?!

Визгливый голос Елизаветы бьет по нервам.

Сейчас начнет орать… Может вообще запрет. А мне надо отсюда исчезнуть, срочно. Кошусь на распахнутое окно и недолго думая, швыряю туда рюкзак. Хорошо, что внизу кусты.

- Леська! – продолжает ломиться ненормальная. – Отцу позвоню!

Открываю и сразу же отступаю в сторону.

Мачеха залетает в комнату, оглядываясь, словно стервятница. Мерзкая такая, но, к сожалению, красивая.

- Опять срачь развела! – кривит пухлые губы. – Сейчас гости придут!

Молчу. Не хочу ввязывать в спор – ничем хорошим не закончится. Но мачеха не сдается.

- Еще и на кухне насвинячила, овца. Где ужин?! Отвечай!

Черт… Кошусь на застывшую передо мной женщину. Как же невыносимо сильно хочется пройтись ногтями по холеному лицу! Господи, неужели отец на такое чмо повелся! Он же маму любил!

- Илья…

- Пасть закрыла и марш на кухню!

Мотаю головой. А в коленках опять противно слабеет.

- Лук закончился. Идите и купите. Или пусть Илья сходит.

Мачеха скрещивает руки на груди, от чего бюст чуть не рвет пуговицы на слишком откровенном платье.

- Сама сходишь. А если не вернешься…

Резко шагает ко мне и успевает схватить за рукав.

- Стой, дрянь! – дергает на себя. – Если не вернешься – свои вещи на помойке искать будешь, поняла?

- Д-да…

Мачеха толкает, нарочно задевая наманекюренными когтями запястье.

- Сучка наглая, - цедит, выходя из комнаты. – Зажралась, тварь. Ничего…

Дверь соседней комнаты хлопает, а я пулей вылетаю в прихожую. Бежать, скорее! Илья с кем-то треплется по телефону – слышу его голос. Но поняв, что я собираюсь уходить – замолкает.

Буквально впрыгиваю в кроссовки и хватаю ключи вместе с ветровкой.

- Леська! – требовательный окрик бьет в спину.

Хлопаю дверью и бегу на улицу.

Дыхание сбивается и голова кругом. Меня трясет. От несправедливости и липкого ужаса, в котором я живу уже третий месяц. С того самого злополучного вечера… Выскакиваю на улицу и полной грудью вдыхаю прогретый солнцем воздух.

Нельзя думать!

Надо сосредоточиться на своей цели.

Елизавета может хоть всю комнату выкинуть – ничего ценного там давно нет. Потихоньку я перетаскала памятные вещи к Ирке. А после того, как мачеха украла мои деньги, вычистив карточку под ноль, прячу заработанное очень надежно.

Аккуратно выглядываю из-за угла и, убедившись, что в окне меня никто не караулит, подхватываю рюкзак и несусь прочь от бывшего родного дома.