Через две минуты напиток был готов, и Серебряков, взяв чашку, поставил ее на журнальный столик рядом с моим креслом. Схватив дрожащими руками за обжигающую посуду, рефлекторно дернулась.
— Осторожно! Горячо! — заботливо произнес.
— Раз уж вы мне все это рассказали, — снова стала выкать. — То может поделитесь планом действий.
— Я думал, ты предложишь, — пожал плечами.
— Что предложу? — удивилась.
— Как развязать язык Васильеву. Последний раз, когда я с ним говорил по этому поводу, была жуткая перестрелка. Погибло много людей. Я бы не хотел этого повторять. Хотя и прошло уже почти восемнадцать лет.
Перестрелка... Жуткая перестрелка. Её я помню. Помню, как родители разговаривали на кухне поздно вечером, обсуждая серьезную стычку двух кланов. Мне было всего восемь лет, но я запомнила, что весь город был в шоке. Там из сотни человек в живых осталось не более половины... Значит, причиной всему... женщина. Его Яна... Как Елена Прекрасная, ставшая причиной войны между Спартой и Троей...
— То есть вы уже восемнадцать лет ни сном, не духом, где ваша бывшая жена?
— Ритуля, — вдруг положил руку мне на коленку, от чего я, словно, ошпаренная, подпрыгнула. — Давай все-таки на «ты». Мне приятнее с тобой именно так разговаривать, а то чувствую себя каким-то стариком. Мне всего-то сорок будет в этом году. Не такой я старый. Договорились? — все еще держал руку на моей коленке.
А в голове у меня были «опилки».. Вместо мыслей о деле, о чем-то важном, я только и думаю, что о нем... О его близости... О доступности... Геннадий очень любит женщину, крайне похожую на меня. И я, дура, кажется, тоже в него влюбилась. Как безмозглая школьница, ведомая гормонами, не способная удержать трусы на месте.
Сердце барабанило в груди с такой силой, что эхом отражалось в комнате. Во всяком случае, мне именно так и казалось.
— Хорошо, — глупо закивала, хватая каждый миг, что его рука касалась моей кожи.
— Вот и отлично! А теперь выслушай всю мою историю и, прошу, не осуждай, — облизнув пересохшие губы, на секунду замолчал, а потом взглянув в мои глаза, пробираясь до самой души, вновь заговорил. — Я допустил серьезную ошибку. Получается, она стала главной ошибкой моей жизни. Ошибкой, за которой я расплачиваюсь даже спустя восемнадцать лет. Мы были женаты с Яной несколько месяцев. Все было прекрасно. Я занимался бизнесом, она занималась домом. А потом она сказала, что беременна. Мне на тот момент было всего около 22 года. Я не планировал заводить детей так рано, хотя не исключал их появление позже. Я так прямо и сказал Яне, чтобы делала аборт, — опустил глаза. — Она обиделась и выбежала из нашей квартиры. И я, дурень, не побежал за ней сразу же. Я выждал несколько минут. Думал, вернется сама. Ведь, по идее, должна была понимать, что дети мне тогда не нужны были.
— А она сама как-то забеременела? Без твоего участия? — уже злилась на него.
Мне почему-то захотелось вскочить и выбежать из кабинета. Нет, ну вы поглядите на него! Не нужны ему были дети в тот момент! А трахать свою женщину без презерватива нужно было? Надел бы — не нужно было бы толкать жену на аборт! Это же так просто! Сжимая от ярости кулак, смотрела на него так, будто это он меня обрюхатил, а потом сказал идти делать аборт. Хотелось расцарапать его чертовски красивые голубые глаза! Захотелось вмазать звонкую пощечину по мужественным скулам! Захотелось вырвать пару клоков волос.
Ну засранец! Ну Дон Жуан! Жена ему не угодила! Ушла от него! Видите ли посмела уйти! Посмела убежать сразу после того, как он озвучил приговор их общему ребенку!