Я поверила ей. То, что отец совершил с Алариком, разожгло в нем ужаснейшую ненависть, и сколько этой ненависти он сможет уместить в себе, я едва ли могла представить.

Я беззвучно плакала.

Мамин голос стал еще слабее, ее дыхание – еще напряженнее, а паузы между словами затягивались все больше. Она убеждала меня вернуться обратно в долину или в замок, потому что злобный властитель, движимый местью, пришлет всех своих дэмов.

– Немия потеряна! – неожиданно отчетливо произнесла она. – Она обратилась… давно… в обломки и пепел. Ты должна… следовать за спасительницей. Не важно, насколько высока… цена. Следуй за ней, за спасительницей. Через Вару. Там, дочка… еще есть надежда.

Ее слова о том, что кто-то указал жителям деревни путь к спасению, стали для меня хоть каким-то утешением. Но кого она могла иметь в виду? Жену кузнеца? Она была осторожной и умной и хорошо знала эту тропу. Или Ондрию? В деревне не было никого смелее и решительнее ее, к тому же ей уже приходилось начинать жизнь заново.

Каждое слово отнимало у мамы много сил, и я не хотела, чтобы она так напрягалась. Если бы я могла хотя бы прижать ее к себе. Но судя по тому, как ее переломанные кости выпирали из-под платья, это причинило бы ей лишь боль. Я могла только ждать. Держать ее за руку. Быть рядом.

Великие горы, за всю свою жизнь я не переживала ничего более ужасного.

– Обе…щаешь? Лэйра? – Ее рука дрогнула в моей. – Что ты… будешь… в безопасности?

– Тсс, – тихо произнесла я, чтобы выиграть время. Она не могла требовать, чтобы я сбежала. Меня словно парализовало, но глубоко внутри таился ветер, ожидая возможности вырваться на волю и превратиться в шторм. Я не смогу долго сдерживать его.

– Пожалуйста, Лэйра.

Но я не могла соврать ей в последние минуты ее жизни:

– Ты же знаешь, я не могу оставить Десмонда. И Вику. Я никогда себе этого не прощу.

Дыхание хрипело в ее груди. Ее пальцы то нервно сжимали мои со всей оставшейся в ней силой, то снова совершенно расслаблялись.

– Она говорит… Немия… давно… пала.

– Тсс, успокойся, мама. Пожалуйста.

– Она говорит… бегите. Мы все… должны… бежать.

– Кто это говорит?

– Мы все. Должны. Бежать.

Я ощутила, как силы покидают ее, и рыдания едва не сокрушили меня. Она была уже одной ногой в царстве Лиаскай. Я не могла ее удержать. Я вот-вот потеряю ее – меня пробрала холодная дрожь – и останусь одна в этом полном ненависти мире.

И все же я собралась с духом. Мама всегда пыталась сделать из меня настоящую немийку: сильную и сдержанную, не поддающуюся бессмысленной сентиментальности или чрезмерной чувствительности. Не такая уж трудная задача – убедить ее, что ей это удалось и я могу с достоинством проводить ее в последний путь.

И все же одного мне не удалось: исполнить ее последнюю просьбу. Потому что для этого мне пришлось бы соврать. У меня была тайна от матери, но я никогда не лгала ей и всегда изо всех сил старалась держать свои обещания.

Неподвижно и молча я сидела рядом с ней, гладила ее по тыльной стороне ладони и прислушивалась к ее дыханию, пока оно не стихло.

Счастливого пути, мама, подумала я, не в силах произнести слова вслух, как было должно. Я могла только мысленно повторить их: «Расскажи Матери о Немии, мама. Расскажи ей наши истории, чтобы она думала о нас».

Потом меня коснулся теплый порыв ветра. Словно дотронулся до моей щеки, осушая слезы, которые застыли на моих ресницах. Я ухватилась за этот ветерок, хотела удержать его, но он уже исчез.

Моя голова опустилась ниже, на грудь матери, потому что теперь это больше не могло причинить ей боль. Я плакала, я всхлипывала, и, наконец, кричала и прижимала к себе ее безвольное тело. Потому что теперь ей больше не могло стать больно или стыдно за меня.