Распахиваю перед Аней дверь машины и, обойдя внедорожник, опускаюсь на сиденье рядом. Прикрываю глаза и откидываю голову на спинку. И что прикажете мне теперь делать? Первоначальный план выполнен. Нашел. Женился. Что дальше? Как продержаться несколько месяцев? Хочу ее до дрожи. Так, что аж жилы тянет.

Едва не вздрагиваю, когда моего плеча касается острый подбородок и нежный голос почти шепчет:

— Снова злитесь?

Устало открываю глаза и бросаю взгляд на межсалонную перегородку, что все еще опущена. Еще не хватало, чтобы потом сплетни пошли, что я слишком много позволяю предавшей меня девице. В моем мире слабости непростительны, и Аня стала хорошим напоминанием об этом.

— Разве я давал разрешение открывать рот? — выдавливаю сухо. Связки будто парализовало.

— Кажется, немного раньше вы были вовсе не против, — лукаво усмехается она.

Шумно сглатываю и нервно дергаю галстук, ослабляя узел. В брюках тут же пробуждается воспоминание о том, насколько я был не против ее открытого ротика. Черт! Да она точно издевается!

— Ты мне голову задурила, — сдавленно говорю я. — Больше не смей… подобного…

Она словно нарочно скользит по розовой губке языком, привлекая мое внимание к своему рту и мешая сконцентрироваться на злости. Ладони горят от желания прикоснуться к нахалке.

— …повторять, — наконец выдавливаю я охрипшим голосом, который выдает меня с потрохами.

Чувствуя собственное бессилие, откидываюсь на спинку сиденья. Цепкие пальчики тут же ложатся на мою грудь и осторожно сжимают чертов галстук.

— Иначе что, Глеб Виталич? — неторопливо затягивая узел на моей шее, томно шепчет она. Ощущение, что она меня придушить решила. И не руками ведь даже. Скорее своей близостью. Голосом. — Разведетесь со мной? Накажете? Или просто продолжите рычать?

О, накажу… Еще как накажу. Такой вариант уже кажется мне наиболее подходящим!

Это точно гипноз какой-то. Глубоко вдыхаю, намереваясь развеять это наваждение. Но встретившись с лукавой улыбкой нахалки, проглатываю заготовленные слова.

— Повторится, — уверенно говорит она.

И это решительное заявление отчего-то прокатывается по телу волной облегчения.

— Ты выбиваешься из образа невинной овечки, — тихо говорю я, ощущая физическую потребность к ней прикасаться. — Откуда столько самоуверенности? Я в состоянии подцепить бабу.

Пожимаю плечами, считая, что в этой схватке я все же выиграл, однако Аня подается ко мне и прижимается затянутой в тесный корсет грудью к моему торсу.

— Но что поделать с тем, — шепчет она, слегка касаясь губками моего уха, — что вы хотите только меня?

Это мои слова. Я сам дурак — такое ей ляпнул. Как раз в день нападения на клуб. Незадолго до выступления Ани. Прямо так и сказал. Слово в слово. И не соврал. Даже представить не мог рядом с собой другую девушку. Она будто одна-единственная в мире осталась. Кажется, даже несмотря на новые обстоятельства, это не поменялось. Черт!

— И что же ты намерен с этим делать, мой дорогой муж? — шепчет она, последним словом прошибая меня, словно током. Слегка отстраняется и заглядывает мне в лицо своими бездонными глазами.

Все же не могу сдержаться. Поднимаю руку и осторожно прохожусь костяшками пальцев по румяной щеке. Смущается, значит. Видимо, роль соблазнительницы для нее не так комфортна, как образ невинной девы.

Склоняюсь навстречу и обессиленно утыкаюсь в ее лоб своим, прикрывая глаза. Сейчас выскажу ей все, что о ней думаю. Только сил наберусь.

— Я добьюсь от тебя признания и… уничтожу, — шиплю я, пытаясь проглотить колотящееся в горле сердце.