создан как единственный (бог) [150],
Три бога (отделились) от меня, (с тех пор как?) я появился
на земле.
Шу и Тефнут именовали себя хаосом, в котором они были.
Они вернули мне (обратно) мой глаз,
После того как я объединил свои члены [151]. Я заплакал над
ними —
И возникли люди (таким образом) из моих слез, которые
пролились из моего глаза.
Он затаил зло против меня, после того как пришел
(обратно),
Когда он обнаружил, что я поставил свой другой (глаз) на
его место,
(И) я возвратил его на место сверкающим глазом;
Я передвинул его место на моем лице затем,
Чтобы он управлял всей этой землей [152].
Я возник из корней.
Я создал всех гадов и все, что воссуществовало вместе с
ними [153].
Шу и Тефнут породили (Геба) и Нут.
Геб и Нут породили Осириса, Гора (того, перед лишением
глаза)
(?), Сета, Исиду и Нефтиду из одного чрева,
Одного за другим;
Их детей много на этой земле».

Подобно большинству древних восточных текстов, касающихся проблемы космогонии, это попытка использовать различные традиции самого противоречивого характера. Мы видим, например, что текст начинается с утверждения, что первозданный хаос был занят странными чудовищами, или «гадами», среди которых возник бог-солнце. В то время как еще одна теория, очевидно намного более современная, рассматривала солнечное божество как самое первое существо и как создателя всего сущего, так что бог-солнце создал прежде всего этих первозданных чудовищ [154]. С образованием солнцем первой пары космических богов поэт свободно связывает совершенно иную теорию, что создание обычной жизни или существующего порядка мира началось с потери глаза божеством. Он также упоминает различные интерпретации этого мифа, о которых мы поговорим ниже: а) утраченный глаз высшего бога блуждает повсюду как солнце; b) он возвращен на свое прежнее место, как дневное солнце Шу и Тефнут, очевидно в качестве солярных и небесных божеств, которые удерживают солнце на его месте; с) ссора между блуждающим глазом и другим, которым божества его заменили, и борьба с их отцом, великим космическим божеством, предоставляет необозримое пространство для различных интерпретаций этой легенды. Поэт не пытается согласовать эти интерпретации; для него самое важное – создание человечества. Самая древняя теория, что человек создан из божественной субстанции, проистекающей из глаза, который был утрачен или поврежден в каком-то приключении создателя, дальше выстраивается неясно. И гимн придерживается, скорее, версии, которая приписывает создание человека более мирной эманации из слез божественного глаза: каламбур, основанный на схожести между remy, «плакать» и romet, rome(t), «человек», возникавший очень часто в египетской литературе после 2000 г. до н. э. Гимн принимает реалистическую интерпретацию создания человечества и всего сущего лучами солнца [155]. В заключительных строках, однако, текст выдвигает еще одну теорию: люди являются потомками более поздних божественных поколений. Они, так сказать, девальвированные боги, в особенности связанные с Осирисом, источником смерти и предком смертных людей. Это стремление сжато выразить различные космогонические теории и традиции в немногих словах просматривается также в других мифах, но мы не рассматриваем их здесь. Наше торопливое исследование текста успешно показывает, насколько невероятно было для поэта-жреца построить рациональную теорию творения на таком противоречивом материале.

Рис. 75. Рождение бога-солнца


Эта постоянная противоречивость египетских мифов проиллюстрирована также примечательной серией космогонических рисунков