– Мы уже все уладили, Василий Алексеевич, – усмехаюсь я. – Как у вас дела? Как охота?
– Это сказка, Андрей Иванович! – воодушевленно говорит водитель. – Утки много, стреляй – не хочу!
– Вечером снова пойдете? – спрашиваю я.
– Не выйдет, – вздыхает водитель. – Дневную норму за утро добыли, не удержались. Сами понимаете – как остановиться, когда душа просит, утка летит!
– Понимаю, – улыбаюсь я. – Ну, впечатлений вам на неделю хватит. Теперь отдыхайте.
– Давайте и вы с нами, – предлагает водитель. – Лодки мы вернули, воды мы в баню уже натаскали – вы ведь не против, Андрей Иванович?
– Не против, – киваю я. – Парьтесь на здоровье.
– И похлебка у нас готова, – уговаривает водитель.
Он весело подмигивает туристам.
– На всех хватит. А мало будет – еще сварим. Прошу к столу!
– Спасибо, – говорю я. – Это кстати, а то мы спешим.
– Куда?
– Подброшу ребят до станции, на электричку. Потом отвезу охотников в Черемуховку. Пусть отрабатывают свой проступок, а то у нас картошка в поле гниет. Дожди две недели лили. Вся деревня сегодня на уборку вышла.
– Андрей Иванович, так может, вам помощь нужна? В смысле, совхозу?
Неожиданное предложение. Я секунду раздумываю над ним, потом соглашаюсь:
– Не стану кривить душой – нужна, Василий Алексеевич. Хотите помочь?
– Я поговорю с мужиками. Все равно до завтра делать нечего, почему не помочь?
– А баня? – с улыбкой напоминаю я.
– А баню вечером натопим. Хватит нам времени напариться. За такую охоту, Андрей Иванович, грех не помочь.
Я благодарно киваю.
– Спасибо, Василий Алексеевич. Тогда выезжаем сразу после обеда.
*****
За длинным столом места хватило не всем. Но мы решили проблему просто – притащили стол из помещения базы, а вместо скамеек положили длинные доски на деревянные чурбаки.
Охотники привезли с собой огромный алюминиевый казан, объемом с ведро, не меньше. Казан торжественно поставили на середину стола, и теперь от него идет такой восхитительный запах, что у меня нетерпеливо урчит в желудке.
В глубокой миске передо мной исходит паром утиная похлебка – густая, с блестками жира, с крупно нарезанной картошкой и морковкой, с целыми разваренными луковицами.
Их кладут в котел целиком, а когда они уже отдадут весь вкус и запах – просто выбрасывают.
Кроме похлебки на столе свежие огурцы и помидоры, хлеб, длинные темно-зеленые перья свежего лука, которые так вкусно макать в крупную соль и хрустеть ими, заедая острый луковый вкус похлебкой.
– Как вкусно! – говорит Вера, отодвигая тарелку. – Не то, что дома!
– Конечно, – улыбаюсь я. – Здесь даже воздух другой. А вечером напечем картошки в золе.
– И люди такие хорошие. Андрей, скажите, а часто к вам приезжает кто-нибудь, вроде Глеба? Или этого… я забыла фамилию.
– Болотников? – уточняю я. – Нет, Вера, нечасто. Но иногда встречаются.
– Вот бы таких людей вообще не было, правда? Устроить бы заповедник, и пускать туда только хороших людей. А всяких гадов заворачить прямо у входа!
– Заповедник для хороших людей? – улыбаюсь я. – Интересная мысль.
Вера решительно встряхивает темными кудряшками.
– Андрей, а можно нам тоже поехать с вами в Черемуховку?
– Что, соскучились по картошке? – смеюсь я. – Неужели в институте вас мало на нее возят?
– Соскучилась, – хитрит Вера, бросая многозначительный взгляд на Павла. – Это весело. А в Ленинград уедем завтра, как собирались.
– Конечно, можно, – улыбаюсь я. – Федор Игнатьевич будет в восторге.
– Это вашего грозного председателя так зовут? – с любопытством спрашивает Вера.
– Ага, – отвечаю я и тоже гляжу на Павла.
А он низко наклоняется над тарелкой, пряча довольное лицо.