– Ну как только в главном квартирмейстерстве барабаны побудку ударят, тогда и вы в полковые бейте. Потом приходи, как раз уже сюда котёл занесут.

Огромный раскинутый за восточными пригородами Варшавы армейский полевой лагерь просыпался под звуки полковых и ротных барабанов. Выдували медь эскадронные трубачи кавалерии, слышались окрики командиров и гул многих тысяч солдатских голосов.

– Подъём, лежебоки! – В открывшейся щели показалась голова старшего унтера учебной роты Дубкова. – Встаём, ребятки! Нижнюю рубаху снимай и на лежанку клади, а сами выходи на пробежку.

– И так холодно, а ещё и совсем нагишаться, – ворчали молодые егеря, выбираясь из нагретых дыханием палаток на улицу. – Ох ты ж сколько снегу за ночь навалило!

– Третье отделение, не спим на ходу! Встали в строй! – К егерям подскочил капрал. – Вон уже половина плутонга на месте, скоро вся колонна будет в сборе.

– Рота, в общую колонну становись! – донёсся крик капитана.

– Быстрее, быстрее в строй! – всполошились унтеры. – Сам ротный на утреннюю пробежку вышел!

– Напра-аво! – послышалась новая команда. – С места бего-ом марш!

Сотня егерей, с голым торсом обежав два крайних ряда палаток и миновав караульный пост, затопала по просёлку.

– О-о, гляди, Ефим, молодые уже побегли, сейчас и стрелковые роты покажутся, давай-ка поширше, что ли, проём делаем. – Караульные поднатужились и поволокли вбок три связанные меж собой рогатины. А из лагеря уже выбегала на просёлок новая рота.

– Палатка уж больно огромная, может, сюда ещё одну походную печь поставить, как сам думаешь, Илья Павлович? – проговорил озабоченно командир полка. – Понятно, что тут у Варшавы послабей, чем у нас в России, морозы, но всё равно ведь три студёных месяца впереди.

– Да и так уже, господин бригадир, две походных печи с обоих концов топятся, – заметил полковой врач. – От них воздух внутри уж больно сильно сушится. Александр Павлович пообещал в первую очередь ещё одним слоем парусину в лазарете положить, так что, думаю, печей довольно. Сильный жар для раненых тоже ведь не очень хорошо, лучше уж такая, как сейчас, лёгкая прохлада.

– Ну, смотрите, Илья Павлович. К вашему госпиталю всегда у нас главное внимание. Если из трёх десятков, что сейчас тут лежат, все в строй встанут, честь вам и почёт. Не жалеете, что столичную кафедру покинули и в родной полк вернулись?

– Не жалею, – ответил тот и улыбнулся. – Здесь такая практика, какой в академии быть не может. А по приходу в столицу лекции можно и так читать, отлучаясь от службы. Вы ведь позволите?

– Само собой, Илья Павлович, само собой, – с улыбкой заверил Егоров. – Я ведь вам обещал. Задумаете расширить штаты лекарей, пожалуйста, как только вернёмся в Санкт-Петербург, представьте бумаги, попробуем всё через нужных людей решить. Как ваши студенты, справляются? – Он кивнул на обихаживавших раненых молодых лекарей.

– Стараются. Двоим уже несложные операции делать доверил. Полагаю, что толк будет. Глядишь, и себе удастся после университетского выпуска кого-нибудь оставить.

– Ваше высокородие, разрешите! – Молоденький подпоручик в драгунском мундире помахал командиру гвардейских егерей рукой из входного проёма. – От главнокомандующего к вам, а вот же не пускает. – Он указал на преградившего ему путь часового.

– Таков уж тут порядок, молодой человек, – ухмыльнувшись, произнёс бригадир. – И из полка-то не каждый штаб-офицер даже сюда зайдёт. Что ж ты хочешь – лазарет. Иду. Ладно, Илья Павлович, по льняному полотну и кудели