– Donnerwetter! – выругался Гюнтер. – Джон, я тебе говорил про егерей с волчьими хвостами на касках? Это они!

В окуляр трубы немцу были хорошо видны все детали мундиров.

– О-о, у одного даже при себе, похоже, штуцер, – процедил он сквозь зубы. – Ни о каком повторном выстреле даже и речи быть не может. Стреляем и сразу же уходим!

– Не волнуйся ты так! – попробовал успокоить пруссака Джон. – До пикета русских далеко. Мы же проверили, им чтобы на холм подняться, ещё и через овраг нужно сначала перебраться, а мы-то их ждать тут не будем. Пока это они сюда поднимутся, мы уже в сторону реки давно отбежим. Полмили форы у нас точно тут будет. Сам понимаешь, им в горку бежать – это дыхание сбивать, а вот нам с горки вниз гораздо легче и быстрее. Две мили всего, а там уже плавни и река будет. Самое главное, что для кавалерии эти места непроходимы. Немного только посуху пробежаться, а потом дальше уже заводи пойдут. Уйдём!

Время тянулось томительно долго. Пристроившись за большим пнём, Гюнтер неотрывно смотрел в южную сторону и только изредка переводил окуляр трубы на русский пикет. Егеря стояли не как привычные часовые неподвижными болванчиками, они переходили с места на место и непрерывно осматривали окрестности. Пара человек даже дошла по дороге до холма и пристально его осмотрела.

«Только бы наверх не полезли! – молил про себя Гюнтер. – Тогда всё дело провалится!»

Но нет, егеря немного постояли, прошли ещё на север пару сотен шагов, а потом вернулись обратно к своим.

«Ну где же посольский поезд?! – била в мозгу мысль. – Барон ведь сказал, что у него совершенно точные сведенья об его отправлении к Яссам рано поутру. А вдруг всё переиграли? Вдруг переговоры решили и дальше проводить в Галаце? Русский князь ведь такой взбалмошный, захотелось – и приказал отменить выезд! Плакала тогда моя премия в пятьдесят фридрихсдоров[5]. А у меня в Пруссии в доме крыша протекает, старшую дочь Эльзу замуж за сына булочника отдавать, сына Эриха учить. Эхх!» – и он, глубоко вздохнув, погладил хозяйский штуцер.

Так же, как и он, лежали рядом восемь человек с нарезными ружьями. У каждого из них была причина ожидать посольский поезд, и причина эта – золото.

Русский со штуцером в руках присел, покачался из стороны в сторону, попрыгал и заковырял пальцами в казённой части своего оружия.

– Кремень в курке замка, наверное, проверяет, или, может, пороховую затравку, – пробормотал Гюнтер и перевёл окуляр трубы вдаль на дорогу. – Едет! – воскликнул он, заметив вытягивающуюся из-за поворота змею длинной колонны.

Джон отдал команду на английском, и четверо его стрелков вслед за старшим защёлкали, отжимая курки на штуцерах.

– Карета, карета, где эта карета?! – лихорадочно скользил взглядом по приближающейся колонне Гюнтер. – Вот она! Сначала в голове едут русские кареты в окружении кавалеристов. Далее – полсотни сипахов, потом опять русские в зелёных мундирах, и вот уже идут посольские кареты турок – две простые, а потом как раз та, что и была нужна. Именно в ней, огромной, чёрной, влекомой целой дюжиной коней, и перевозили высших сановников Порты. Катила она в окружении турецких воинов. Следом за ней скакали ещё всадники в зелёных мундирах.

«Плотно опекают, – подумал Гюнтер, – но ничего, стрелять мы будем сверху, а это значит, что всадники на конях нам вовсе не помеха. Странно, а почему тут среди турецких карет ещё и русская в богатой отделке затесалась?» – мелькнула у него мысль, но раздумывать времени не было, голова колонны уже проезжала мимо холма.