Теперь что касается людей. По одиночке мы, конечно, какое-то время можем обороняться, но в результате, скорее всего, сойдем с ума. Мне вспоминается фильм «Изгой», в котором Том Хэнкс играет человека, выброшенного на остров в южной части Тихого океана. Несчастный даже запечатлевает с помощью окровавленной руки собственное лицо на волейбольном мяче из магазина «Спортивные товары Уилсона». Герой Хэнкса называет мяч «Уилсон», чтобы хоть как-то скрасить одиночество. Только спустя четыре года мужчина отваживается покинуть остров на самодельном плоту. Он скорее умрет в попытках найти хоть какого-то собеседника, чем останется совершенно один на необитаемом острове, пусть даже с едой и питьем.

Люди, как правило, уверены: стремление к размножению заложено в нас самой природой, и нет никаких сомнений, что эта тяга имеет важнейшее значение для выживания вида. Именно поэтому секс задуман как приятный процесс – люди должны производить потомство и поддерживать вид. Правда, персонаж Тома Хэнкса покидает остров не из-за желания заняться сексом, а для поиска собеседников помимо волейбольного мяча. Для людей объединение в пары (биологи называют это «парным спариванием») – нечто большее, чем просто секс.

В лекции «Уникальность людей» нейробиолог и приматолог Роберт М. Сапольски объясняет, насколько уникальны люди в этом отношении:

Иногда мы имеем дело с явлением, уникальным для нашего, человеческого мира и не имеющего аналогов в животном. Пример. Некая пара. Они возвращаются домой в конце дня. Разговаривают. Ужинают. Снова разговаривают. Ложатся спать. Занимаются сексом. Еще немного разговаривают. Ложатся спать. На следующий день они делают то же самое. Они приходят домой с работы, разговаривают, едят, опять разговаривают, ложатся спать, занимаются сексом, разговаривают, засыпают. Они делают это каждый день в течение 30 дней подряд. У жирафа это однообразие вызвало бы отвращение. Вряд ли кто-то из животных занимается сексом ради удовольствия изо дня в день. В любом случае – уж точно никто не говорит об этом потом[8].


Пока человеческая популяция нестабильна, секс именно для размножения имеет решающее значение, однако когда она достигает равновесия и безопасности, то роль такого секса сильно падает. В США большинство родителей надеются на выживание детей и на их помощь в старости. По этой причине среднее количество детей на семью в этой стране – менее двух. С одной стороны, популяция в рискованном положении начнет размножение раньше и будет воспроизводить больше, ведь некоторые из их детей не выживут и даже два ребенка вряд ли смогут полноценно поддерживать родителей в пожилом возрасте. Скажем, в Индии, где коэффициент рождаемости за десятилетие снизился на 2,2 процента, в беднейших районах с населением, вынужденным банально выживать, этот показатель может быть в три раза выше.

Тем не менее и в обществах с низким стремлением к рождению детей до сих пор существует стимул для секса, ведь стремление к связи сильнее стремления к продолжению рода. Даже пары, не имеющие детей, могут прекрасно ладить между собой. Кроме того, многие сознательно решают не заводить детей. В книге Two Is Enough: A Couple’s Guide to Living Childless by Choice («Двоих достаточно: руководство для чайлдфри пар») Лора С. Скотт приводит причины отказа ряда пар от опыта деторождения. Скотт начинает книгу разговором с мужем подруги, который в то время был молодым отцом:

«Зачем же ты вышла замуж, если не хотела детей?» «Хм… Любовь… Дружеское общение», – выпалила я. Вопрос знакомого поразил меня. Просто не хватило слов… Он склонил голову набок и ждал продолжения. Мужу подруги и впрямь было очень интересно услышать мои доводы. Тут я осознала, насколько странной я, должно быть, казалась ему: один человек, который не мог представить себе жизнь без детей, пытался понять другого, который, напротив, не мог представить себе жизнь с детьми