Тамара

Минут десять сижу в ступоре. Прокручиваю в голове наш разговор, фразу за фразой. Ээээ, нет. Я на такое не подписывалась. Любовь любовью, но на рабство не соглашусь ни за что. Нервно кусая губы, подхожу к тунисцу.

– Хамид, это всё, конечно, мило, но при подобных условиях я не готова стать твоей женой. Вот, забери, - снимаю кольцо с пальца и протягиваю мужчине.

– Я не приму его назад. Ты дала слово, - он даже не смотрит в мою сторону.

– Ага, и поскольку слово моё – я его дала, я и забираю! – бросаю кольцо на стол.

– Это в вашем западном мире ты могла делать такие вещи. У нас всё по-другому. Тебе нужно забыть о прошлой жизни, - градус безумия повышается. Невольно задумываюсь, уж не курнул ли Хамид чего запрещённого?

– Как забыть? А мои родители? Мои подруги? Моя работа? – тараторю, задыхаясь от гнева.

Хамид медленно скользит глазами по моему лицу. Если бы взглядом можно было убить, я бы уже дергалась в предсмертной агонии.

– Твои родители могут приезжать к нам в гости. Работать ты больше не будешь. А твои подруги мне никогда не нравились. Они ходят по злачным заведениям, пью алкоголь и раздвигают ноги перед разными мужчинами. В окружении моей жены не может быть таких недостойных людей.

Ну, ох*еть теперь! Тоже мне, нашёлся борец за целомудрие и благочестие! Может, у Хамида раздвоение личности? Может, он всегда был психом, а мы по счастливой случайности встречались с ним в периоды ремиссии?

– Я хочу уйти, - заявляю уверенно. Надо, как можно быстрее, свалить подальше от этого психопата.

– Ты никуда не уйдёшь, - всё также спокойно говорит он, но в этом спокойствии отчётливо слышится зловещее предупреждение. - Понимаю, тебе сложно принять новую жизнь, но со временем ты поймёшь, что она лучше, чем та, которая была у тебя раньше.

– Иди ты, знаешь, куда?! Со своей «лучшей» жизнью! – срываюсь на крик.

– Не смей говорить со мной в таком тоне! – грубо рявкает Хамид. - Если это повторится, я буду вынужден наказать тебя.

– Наказать? – офигеваю от услышанного. - Мы что? В Средневековье?

– Нет. Но у нас непослушных женщин наказывают, - поясняет он. - Поверь, тебе это не понравится. Поэтому впредь думай, что и как ты говоришь!

– Я – не твоя рабыня! – закипаю от злости, как масло на раскалённой сковороде. Всё моё существо протестует. Даже не подозревала, что способна на такие сильные отрицательные эмоции.

– Разумеется. Ты – моя жена, - чётко произносит Хамид. И по ходу пьесы, быть его женой гораздо хуже, чем рабыней.

Боже! Я будто попала в какой-то безумный замкнутый круг. У тунисца заело пластинку. Он, как одержимый, всё время повторяет одно и то же. До его разума невозможно достучаться. От бессилия начинаю рыдать. Убегаю в спальню. Никак не могу остановить слёзы. И дело здесь не в разрушенных мечтах о счастье с любимым мужчиной, а дикий, животный страх. Я боюсь за свою жизнь, за то, что не смогу убедить Хамида отпустить меня. И что тогда делать? Что делать?

Он заглядывает в комнату через час, когда я уже лежу, отрешённо глядя в потолок. Истерика прошла. В голове - туманный сумбур. Мысли хаотично скачут, перемешиваются, как карты в колоде.

– Ты успокоилась? – спрашивает Хамид. - Не хочешь дать мне немного любви и поблагодарить за подарки?

– Нет.

– Любимая, ты не можешь отказывать мужу в ласке, - настойчивым тоном сообщает он и подходит к кровати.

– Ты мне не муж! – от негодования я аж подскакиваю на постели. Сажусь и буравлю злобным взглядом тунисца.

Лёгкая пощёчина обжигает щёку. Коротко вскрикнув больше от неожиданности, чем от боли, хватаюсь за ударенное место.