– Тоже портниха? Вот везет же ему. Хоть голым не останется.

– Я в Китае не шью, – обиделась Катя.

А сама подумала: «По-дурацки звучат их имена вместе. Митя и Маша. Или он Митя только для меня?»

Сонька услышала ее мысли:

– Шестой десяток, а все Митя. Она надолго уехала?

– Она уезжает несколько раз в год, на месяц, на два.

– О, это для него удачно. Но не для тебя.

– Почему?

– А потому. Ты любовницей быть не сможешь с твоим бэкграундом, тебе нормальная семья нужна. Ты все время одна.

– Сонь, а на какие шиши ты хочешь купить мое ателье?

– Очухалась, – Соня явно была рада поговорить о чем-то другом, – да я не на свои. Я инвестора найду… Нашла. У меня есть. Я буду просто управлять. Мне же надо чем-то заниматься.

– А ты разве понимаешь? Ты ж не умеешь ничего, он тебя наймет?

– Наймет, не твоя забота. Хочешь, мы сегодня приедем?

– Ой, нет, сегодня не надо, я не решила ничего, да и у меня важные клиенты сейчас.

– Он тебе понравится, он тоже из Израиля. Ну, отчасти. Увидишь. Мы после них приедем.

Приехали они только к вечеру. Но и чемпионы опоздали тоже – то ли звездная болезнь, то ли московские пробки.

В столице они оба жили недавно, переехали после первой крупной победы к новому тренеру. Были новенькие, как все «бальники», немножко перегибали с «красотой», но сразу стали Катю слушаться – она одна умела объяснять, не обижая. У нее был целый альбом с правильными примерами на такой случай. С ними было не так уж трудно – сразу выбрали ткань.

Катя ползала по полу, одергивая подол, когда наткнулась на чьи-то уродливые крокодиловые ботинки.

Блондинка сверху явно напряглась и начала дергаться. К ботинкам присоединились красные туфли на каблуках, и одна из них в Катю немного потыкалась.

Над туфлями оказалась Сонька, никогда в быту туфель не носившая. Рядом с ней переминался в крокодиловых ботинках очень уверенный в себе господин, национальность которого не оставляла поводов для сомнений, профессия тоже. Инвестор.

«Так вот ты какой, северный олень», – Катя стала неловко вылезать из-под чемпионской юбки.

Состоялось официальное представление.

Инвестора звали совершенно не еврейским именем Георгий, но в остальном он был безупречен и увел Соню вниз, чтобы не мешать Кате работать.

Они оба вольготно расположились в ее кабинете с какими-то каталогами. Надо было быстрее заканчивать, как-то сосредоточиться на платье. Но в голове пульсировало: «Маша уехала».

Как-то это унизительно. А если бы не уехала?

Мозг отказывался воспринимать любую другую информацию. Но руки сами закончили, ноги сами донесли до кресла.

Парочка напротив выглядела расслабленно, никакой напряженности, ожидания.

Помолчали.

Георгий проявился первым:

– Екатерина, я так понимаю, вы хотите продать свое ателье.

– Нет, не хочу.

– Кать… Ты же хотела уехать, – Соня в присутствии своего инвестора была совсем непривычно нежной, а не резкой, как обычно.

Молчание стало таким осязаемым, что от него можно было прикуривать. Но Соня не делала и этого, что наводило на разные интересные мысли.

Наконец, Георгий нашелся:

– Может быть, вас что-то смущает, заставляет усомниться в целесообразности этого поступка?

Катя помолчала. Помолчала еще.

– Понимаете, ли, Георгий, сейчас мне мешает ретроградный Меркурий – это самое неблагоприятное время для принятия решений, я бы и вам не рекомендовала…

– Кать! Ты соберись, а? – Соня не сдержалась, перестала играть ангела. – Какой Меркурий, ты что несешь? Что на самом деле происходит?

– Маша уехала.

Георгий вышел покурить, Катя выскочила с ним, чтобы не оставаться вдвоем с Соней, которая, как выяснилось, «