Поворачиваюсь на бок. В ушах всё ещё стоит тот невыносимый глухой стук. Звук удара Его тела о мою машину. И стоит мне лишь на мгновение прикрыть глаза, как этот кошмар оживает в воображении снова и снова. Будто кассету заело на повторе, а меня раз за разом заставляют просматривать один и тот же отрывок. 

Я забрала чью-то жизнь. 

От этой мысли, внезапно прострелившей сознание, становится невыносимо жутко. Это ведь чей-то сын, внук, брат. Возможно муж или даже отец. Совершенно не помню лица парня, но он точно не намного старше меня.

Как так вышло, Господи? В голове не укладывается. Сколько раз я каталась как ненормальная, при этом обходилось без происшествий, потому что у меня всегда всё под контролем. И вдруг такое!

Положа руку на грудь, не могу назвать себя верующим человеком. Молитв не знаю, пост не соблюдаю, в церковь хожу крайне редко, но сейчас почему-то пальцы сами собой тянутся к нательному кресту. 

Странное существо человек, как только прижмёт – так сразу пытается стать ближе к Богу. И я такая же. Ведь только и остаётся, что надеяться на чудо…

Проваливаюсь в беспокойный сон. Без конца ворочаюсь на шёлковых простынях. Несколько раз встаю и брожу по квартире, будто привидение. Забившись в угол, постыдно рыдаю от досады и разъедающего душу отчаяния. Как назло, у меня нет ни единой таблетки снотворного. После того, как бросила курить, завязала и с ним тоже. Так посоветовал мой терапевт. 

Стрелки настенных часов ползут удручающе медленно. Они будто издеваются и насмехаются надо мной. Кто подарил их не помню. Вроде Марго, мать отца. Невыносимая старая перечница. Очень в её духе: уродливая вещица, хоть и дорогой антиквариат. Надо бы выкинуть, бесят невероятно! Да и не к месту они здесь совершенно! 

Как же всё-таки это ужасно – томиться в ожидании неизвестного! Словно своей казни ждёшь...

*********

Вечером своими ключами квартиру открывает отец. Осторожно будит меня, свернувшуюся на кресле калачиком, и уходит на кухню. Пошёл воевать с кофемашиной. 

Пять минут спустя, кутаясь в халат, я вхожу туда следом за ним. Занимаю место напротив, пару минут гипнотизирую чашку с дымящимся напитком и только потом в нерешительности поднимаю припухшие глаза. Сталкиваюсь с колючим, порицающим взглядом, и по спине неладным строем бегут неприятные мурашки.

Осуждает, разумеется. 

– Ты как? – спрашивает, делая глоток ароматного кофе, запах которого стремительно пробирается в ноздри. 

– Нормально, – лгу я, придвигая к себе кружку из набора, выполненного в стиле барокко. Ещё один привет от Марго.

Снова смотрю на отца. И хочу узнать последние вести, и нет. Стыдно сказать, но я очень боюсь…

Папа сегодня, похоже, не спал. Несмотря на идеально выглаженный костюм и присущую ему собранность, взгляд выражает бесконечную усталость. Глаза красные, на лбу залегла глубокая морщинка. Хмуро изучает моё бледное лицо и скидывает на айфоне входящий звонок. Причём трижды. 

Виктор Барских так не делает никогда… Это определённо дурной знак. 

– Звони Яне, отменяй свой отпуск и возвращай уплаченные деньги. Полететь в Италию ты не сможешь, – наконец, сообщает он.

Ясное дело. Какая может быть Италия, если единственный отдых, который мне сейчас светит – это отдых на нарах.

– Пап… это конец, да? – до боли закусываю губу, чтобы не разрыдаться. 

Не хотелось бы давать при отце слабину. Не так он меня воспитывал.

Молчит, сводит брови на переносице и качает головой. 

– Думаешь, я позволю отправить своего единственного ребёнка за решётку? – встаёт, убирает руки в карманы и отходит к панорамному окну.