– Не доверяю, – согласился он, – и что можете сделать плохого, точно не знаю. Но точно знаю, что можете. И вообще, чего от вас ждать? Вероятнее всего, подвоха.

Она пожала плечами и, решив завершить дискуссию, ловко разделила яичницу пополам.

Несколько минут жевали молча. Потом она улыбнулась:

– Совместная трапеза сближает, правда?

Он ответил:

– Да нет, не всегда. Вот, например, супруги. Сколько лет живут вместе, столько собираются за кухонным столом. Хлебают суп, жуют котлеты. Дуют на горячий чай. Молчат или спорят. И при этом, вполне вероятно, ненавидят друг друга. Так ненавидят, что странно, что не давятся.

– Образно! – рассмеялась она. – Так и представляю себе двух стариков с котлетами на вилке, мечтающих проткнуть горло визави. Этой самой вилкой из нержавейки.

Уже благодушная – после стольких комплиментов благодарной гостьи – Нина принесла в медной турке кофе и две маленькие чашки.

Они пили кофе и молчали. Наконец Городецкий сказал:

– А ведь вы мне соврали.

Она удивленно вскинула брови.

– Соврали, – уверенно подтвердил он. – Никакая вы не приезжая. Вы москвичка.

Она чуть смутилась, а он продолжил:

– Москвичка. Из нормальной интеллигентной семьи. С хорошим образованием и любящими родителями. Так?

Она, чуть подумав, кивнула.

– А что, очень бросается в глаза? Ну, что не приезжая? Интересно, по каким признакам? Нет, правда! Вот жутко интересно!

– Признаков много, – уверил ее он, – и все налицо. У вас, например, в отличие от приезжих, нет затравленности во взгляде, потому что нет кредитов и ипотеки на шее. Разве не так? И ребенка у вас нет, и больной мамы. Все вранье! И как я могу после этого вам доверять?

– Ну и что? – Она, ничуть не смутившись, небрежно махнула рукой. – Даже если все это правда? Мне же надо было вас заманить, ну хотя бы жалостью. Вы ведь наверняка сентиментальны. Об этом говорят все ваши фильмы.

Он разозлился – и на «сентиментальны», и на «заманить», и на то, что она совершенно не смутилась и даже не порозовела, когда ее обличили. Не извинилась, в конце концов. «Непробиваемы! – подумал он. – Все эти непробиваемы! Четко знают свое дело. Надо, и все! И все способы хороши».

Он затушил сигарету и резко бросил:

– Вот поэтому у нас с вами и ничего не получится. Потому что ложь с самого начала. И еще совет: в следующий раз врите поосмотрительней. Поизощреннее как-нибудь врите, поискуснее, что ли. А то так все примитивно, что противно, ей-богу! Знать, что тебя купили, и так задешево.

Она дернулась, наконец покраснела и встала со стула.

– Какая отповедь! Прямо как преступнику. Ну и бог с вами!

Она открыла кошелек и бросила на стол пятьсот рублей.

– Спасибо за ланч. Все было прекрасно. Я имею в виду то, что касается непосредственно самой еды. И кофе, кстати. Так что времени зря я точно не потратила.

Она усмехнулась и, схватив сумку, быстро направилась к выходу.

У двери обернулась и, прищурив глаз, нежно пропела:

– И вам совет, если позволите. Такие, – кивнула она на сковородку, – завтраки вам, уж простите, не на пользу, сплошной холестерин. Кашка, знаете ли. Овсяная или, скажем, манная. Да и с кофе поосторожнее, в вашем-то возрасте. Берегите себя! Вы же всеобщее достояние.

И, громко хлопнув дверью, она скрылась из виду.

– Сука! – выкрикнул он.

Нина озабоченно выглянула с кухни.

– Дрянь какая, – продолжал, уже тише, он.

Да и сам – старый идиот! Вот поперся же. Клоун, болван.

Он оглянулся (Нины в зале не было) и быстрым движением смахнул в ладонь розовую пятисотку. Потом мгновенно прикинул: две яичницы – сто пятьдесят, кофе еще восемьдесят. Плюс гренки – еще сороковник. Итого: двести семьдесят. Достал из кармана триста рублей, тремя бумажками, и аккуратно положил их под блюдце.