– Нравиться – это ещё не колдовство, – с досадой возразил Ардай. – Отец говорит, что в ней не было ничего колдовского.

– Конечно, он так думает, раз околдован, – заметил Крей осторожно. – Когда тетка Сарита говорила с моей матерью о госпоже Валенте, я слушал. Тетка Сарита будто бы видела знак, точный знак, говорящий о том, что лира Валента – горная колдунья. Знаешь, какой? Та родила ребенка, и сразу стало холодно, очень холодно.

Ардай удивленно посмотрел на него.

– Холодно? И что это значит?

– По этому признаку можно определить горную колдунью. Когда у неё рождается ребенок, становится холодно, просто кровь стынет в жилах.

– Может, просто дверь забыли закрыть, и получился сквозняк? – усмехнулся Ардай.

Вообще, к госпоже Валенте и рожденному ею мальчику, который жил меньше дня, у него был свой счет. Потому что сам Ардай родился раньше того несчастного, совсем немножко раньше, на каких-то день-два, если верить Лите, которая болтала об этом с работницей в кухне. Ардай тогда нечаянно подслушал, лет пять назад, или шесть. Отец, оказывается, жил здесь с законной женой Валентой, а Мия была второй, незаконной женой, в Аше. Наверное, тогда отец Валенту любил больше, или она его и впрямь околдовала. По крайней мере, если бы остались жить Валента и её сын, жизнь Мии и Ардая сложилась бы совсем иначе. Что весёлого в том, чтобы быть бастардом?

Потеряв жену и законного наследника, отец взял в дом своего бастарда и его мать. Чтобы утешиться. Мог и не брать. Тогда Ардай, может, и знал бы, что его отец – имень Эстерел из Варги, но сам никогда не стал бы именем Эстерелом.

Так или иначе, отец сделал его законным сыном и наследником. Родился бастардом? Ну и что. Кого это сейчас волнует…

– Моя мать ходила на похороны госпожи Валенты, – добавил Крей. – Точнее, не похороны были – прощание. Мать говорила, лира Валента даже в гробу была такая красивая, и ребенок её с ней лежал. Их здесь не стали хоронить, приехали родственники госпожи Валенты и увезли. Будто бы это обычай её семьи, а где ты слыхал про такие обычаи? Все, кто хотел, проводили до дороги, только господин Гай дальше поехал. Он к вечеру вернулся. Вот, а на вашем доме осталось темное заклятье, и твоя мать не может больше иметь здоровых сыновей, ну, и ещё всякое другое. Так считает Сарита. Да ты сам слышал сегодня утром.

Ардай помедлил с ответом. Он ничего не смыслил ни в колдовстве, ни в заклятьях, и не понимал, почему они где-то остаются, на что-то влияют, и почему из-за событий такой давности, в которых никто не виноват, должны страдать он, его мать, маленький брат? Отец совершенно точно любил Валенту и не может быть повинен в ее смерти, так с какой же стати тут зло? А хуже всего, что Крей говорил об этом, как о чем-то очевидном.

– Это глупости все, – сказал Ардай.

На душе его стало совсем плохо. Захотелось двинуть по физиономии Крея Даррита, а это точно неправильно и совсем ни к чему.

Ах, да – ничего не говори и не делай в гневе. Пройдет время, и всё предстанет в ином свете. Отцовские слова, отцовское воспитание. В некоторых вещах Гай Эстерел умел быть убедительным. Гнев переживают молча, наедине с собой, и точка. В гневе можно совершить непоправимое, поэтому не совершай ничего, пока не успокоишься…

– Я пойду. Спасибо тебе. За всё.

Он, не торопясь, шёл домой по темным улочкам Варги, мечтая идти ещё долго-долго. Но это невозможно, не так велика деревня, хоть всю пройди вдоль и поперек. Но ходьба успокоила, прояснила разум. Хоть бы с младшим братишкой всё было в порядке. А то знахарка утром наговорила всякого, и про то, что дом вредит – это созвучно словам Сариты и Крея. Послушать бы саму Сариту, что она видела и слышала восемнадцать лет назад? Так не станет Сарита ему рассказывать. Она его видеть не может. И причина, оказывается, не в том, что женщина обезумела после несчастья с дочкой. Причина серьёзнее. То есть, ерундовая причина, конечно, но только не для Сариты. И как еще Эйда умудрялась с ним встречаться!