Кожу под бинтами жгло, как будто он до сих пор горел, находился в жарком пламени. 

Суровый не знал этого точно, что происходило. Его сознание просто отключилось в момент удара. Но его тело знало больше, чем он сам. Оно сохранило память о произошедшем. Такую память, которая навсегда оставит шрамы на его теле. 

«Если, конечно, он раньше не сгниёт заживо!» — как-то совсем мрачно подумал Суровый. 

Но он всегда предпочитал смотреть правде в глаза и не убегать от реальности.

Сейчас реальность была такова, что он был забинтован почти целиком. Руки, ноги, тело. Кажется, даже голова была забинтована, и он смотрел на мир через узкие прорези.

Руслан почему-то проигнорировал его вопрос о Насте и Суровый разозлился. Он не привык, чтобы его игнорировали. Он задал вопрос, очень важный. Тот, что интересовал его даже большем, чем собственное выживание. 

Суровому необходимо было знать, где находится Настя, всё ли в порядке с ней и с ребёнком…

— Ты глухой, что ли? — прокаркал сиплым голосом, удивившись, как звучит его голос. 

— Не глухой. Но не знаю. Стоит ли тебе сейчас напрягаться, — с сомнением ответил Руслан, посмотрев на Сурового пристальным взглядом. 

— Я не напрягаюсь ни капли. Я лежу. И, кажется, ещё долго буду лежать, так?

Руслан покачал головой. 

— Знаешь, здешние врачи уже сделали всё, что могли. Они прооперировали тебя, а дальнейшее стоит доверить зарубежным коллегам. Я уже созвонился с клиникой в Германии. Они выхаживают даже самых сложных ожоговых больных, с большим процентом повреждения кожи. У тебя не самый сложный случай. Ожоги средней тяжести и не по всему телу. Но пересадка кожи в некоторых местах всё-таки необходима. Поэтому я думаю, что тебе стоит сосредоточиться на выздоровлении и не думать ни о чём другом. Всеми делами я могу заняться сам. 

— Разве я спрашивал тебя о делах? Я спросил тебя о девушке, которая вынашивает моего ребёнка. 

— Это ещё надо проверить. От тебя ли она залетела. 

Суровый бешено и со злостью посмотрел на Руслана. Ему хотелось обматерить брата, обложить его так, чтобы у того уши в трубочку свернулись. Но в то же время он неплохо знал Руслана и знал, что без причины тот бы не стал ни тянуть резину, ни возводить напрасные обвинения.

Неужели с Настей что-то нечисто?

Эта мысль отозвалась болью где-то внутри. Даже не в сердце, но глубже. Медленно, но неумолимо боль расширилась на всё тело.

Суровый скривился от агонии. Руслан нахмурился и метнулся к двери, ведущей прочь из палаты:

— Нужно сказать сестре, чтобы сменила тебе капельницу с обезболивающим. Действие прошлых лекарств уже закончилось!

— Нет. Постой! Ничего не надо.

— Ты уверен?

— Уверен. 

Суровый с трудом подавил сильный приступ тошноты и сглотнул противный ком. Трудно было объяснить Руслану, что испытывая мучительную боль, он чувствовал себя живым.

Было бы гораздо сложнее морально лежать бесчувственным и всем довольным куском горелого мяса. Впрочем, он не собирался озвучивать вслух свои мысли и мотивы. Достаточно было того, что он обозначил свою позицию. 

— Так что с Настей?

13. =13=

=13=

Глава от лица героя Суровый

Руслан вернулся к кровати Сурового и сел в кресло, задумчиво перебрасывая телефон из одной руки в другую. Руслан всегда делал так, когда нервничал и не знал, с чего начать разговор. 

— Да начни ты уже! — не выдержал Суровый. 

— Ладно. Скажу, как есть. В общем, авария была не случайной. 

— Всё было подстроено?

Голос Сурового прозвучал равнодушно. Он привык жить в опасности. Держа в кулаке треть города, невозможно не перейти дорогу кому-нибудь, кто попытается отомстить или просто попробует устранить соперника.