Он замахивался и рубил, рубил и замахивался, и выплёскивал, выплёскивал, выплёскивал... Каждый новый замах и резкий удар приносили облегчение и радость. Чувствовать освобождение было так хорошо, так приятно, что принц улыбнулся и махнул испуганному мальчишке, чтобы принёс ещё чурбаков.

Мышцы звенели, ветерок холодил потный лоб, спину, прикрытую тонкой рубашкой, запах сухой древесины щекотал ноздри, а осеннее негорячее солнце ласково гладило его светлые, вьющиеся от пота волосы. Хорошо!

Реджи остановился лишь тогда, когда почувствовал, что больше не хочется бить и крушить, а ладони заметно саднят. Он с чувством хорошо сделанной работы вогнал топор в колоду. Глянул на свои ладони. Привычные к оружию руки хоть и не покрылись волдырями, но всё же покраснели – к такому они все же не привыкли.

Дамиан молча подошёл к поленнице, где был небрежно брошен его сюртук, надел, поправил кружева манжет. Мальчишка-слуга пристально следил за каждым его движением, стоял на месте, но, как пугливый зверёк, готовый бежать в любую секунду.

– Спасибо, парень, – сказал реджи с улыбкой, отчего мальчишка посерел и ещё сильнее вжался в деревяшки, не замечая ни острых щепок, ни трухи, сыплющейся за пазуху. – Да не бойся, я никому не скажу.

– И я, – тихо пробормотал парнишка.

Дамиан пожал плечами, дескать, делай как хочешь, хотя в душе позабавился – мальчишка не расскажет, как принц колол дрова?

И с усмешкой пошёл в сторону дворца. Жизнь уже не казалась ему такой непроглядно невозможной. Что-то да произойдёт, как-то да образуется всё.

5. ГЛАВА 5.

Перла кралась по тайным ходам к галерее, стараясь ступать бесшумно. Она пользовалась утренним временем, когда ночь ещё не сменилась затяжными сумерками – самым ранним, самым удобным временем, чтобы шнырять незамеченной по королевскому дворцу.

Пустынные коридоры, за окнами – темно, и только восточный край неба сереет, и в это темноте тёмный серый плащ с глубоким капюшоном хорошо маскировал медленно крадущуюся фигуру. Застынь Перла неподвижно в каком-нибудь углу, куда свет редких настенных факелов не достаёт, и она легко сольётся с густой тенью.

Правда, была и оборотная сторона у этого сонного сумрачного утра — любой звук, как бы тих он ни был, раздавался словно грохот. Но и здесь она смогла обернуть ситуацию в свою пользу: чужие шаги Перла уловила бы задолго до того, как человек приблизится на сто шагов. А чтобы скрыть свои, надела туфли на мягкой тряпичной подошве.

Шаги стали очень тихими, почти незаметными. Да вот только беда – ноги мёрзли в обуви на тонкой подошве, да так, что она их уже не чувствовала. А нужно было ещё добраться до картины с бесконечной чередой королевских детей.

Когда Перла выбралась из тайного хода в толстой стене дворца, до галереи оставалось ещё много, очень много тихих, крадущихся шагов. Слава Плодородной, стражи было немного, да и посты в этой части дворца стояли редко — всё же не тронный зал. Перла облизнула пересохшие от напряжения губы и тихо двинулась дальше.

Надежды на то, что ответ на их записки лежит в условленном месте, не было: могли бы помощники его высочия Дамиана так быстро ответить на их вопросы? Заметили вообще их записку? Перла сомневалась. И как бы князь Марун горячечно ни утверждал, что его Рада (кто она такая, Перла не стала выяснять, экономя время) сделает всё, что нужно, и сделает быстро, верилось всё же слабо.

Хорошо, конечно, если бы было так, как он утверждал. Но привыкшая за эти месяцы к неспешности Оландезийского двора, Перла сомневалась. Очень сомневалась. Казалось, весь мир двигается будто в густой смоле – медленно и плавно, растягивая каждое движение на долгие минуты или даже часы.