— Я очень ждала, когда вы приедете! Я соскучилась, мамочка, и я вела себя хорошо, чтобы тебя не расстраивать.

Тяну к ней руку, накрывая маленькую головку ладонью. Глажу темные волосы, пропуская пряди через пальцы, дрожу от немыслимого адреналина. Я чувствую её. Вижу. А ведь я была близка к тому, чтобы всё это потерять. Только от одной такой мысли становится страшно!

— Я так рада, что тебе уже лучше!

Смотрит на мою ногу, горько всхлипывая.

— Очень больно?

— Нет-нет, маленькая моя, я в порядке, — пытаюсь не зареветь навзрыд. До чего же добрый ребёнок… Вера всегда была такой — ласковой, понимающей. Она редко канючила, тем более, капризничала. Окружающие зовут её золотым ребёнком, а воспитатели в садике часто хвалили дочь, ставя её другим в пример.

— Дядя Влад, вы сдержали слово! — неожиданно обращается она к Власову с умным видом. — Можете просить у меня, что хотите.

На что Влад лишь хмыкает, приподнимая уголок губ.

— Твоя мама устала, ей нужен отдых. Она ещё не совсем выздоровела. Покажешь нам её комнату?

Верочка хлопает в ладоши.

— Конечно покажу! Мы с Алёной Павловной вместе навели там порядок, я тоже помогала.

— Моя помощница…

— Здравствуйте. Меня зовут Алёна, мы вас ждали, — из-за угла соседней комнаты появляется незнакомая женщина с приятными чертами лица, зрелого возраста. На ней светло-серое вязаное платье и жёлтый передник в горох. Награждает меня улыбкой, жестом показывая, куда надо идти.

— Мы выбрали для вас комнату на первом этаже, из-за вашей травмы.

— А где комната Верочки?

— На втором, рядом со спальней Владимира. Но Влад нечасто здесь будет ночевать, как он мне ранее сообщил.

И к лучшему!

— Очень приятно с вами познакомиться, Алёна Павловна.

— Что вы! Зовите меня просто Алёна, — смеется она. — Вера много о вас говорила, мы все держали за вас кулаки. Молились.

— Я так тронута…

— Хватит уже разговоров, — вдруг грубо вмешивается Влад, — уже поздно, а у меня много дел. Ребёнку тоже пора спать.

Мы все замолкаем и уже идем по коридору с бетонными лицами.

Как же хотелось упрекнуть негодяя, что он не смеет распоряжаться режимом дня моей дочери и другими моментами, касающимися Веры. Но я прикусила язык, вспомнив наш недавний разговор.

Смеет. Теперь уже смеет. Я его должница. Он здесь главный. Сдерживаться будет тяжело…

— Хочу, чтобы Вера ночевала в моей комнате.

Охладил меня опасным взглядом.

— Её комната рядом с моей, на втором этаже. Точка.

Сжала с силой пальцы. Надо молчать. Просто молчать. Хотя бы сейчас. Отселил меня от них подальше, как бы намекнул, что я не часть семьи.

Оказываемся в комнате — она небольшая, но уютная в тонах светлой сирени, обставлена комфортной, радующей глаз мебелью.

Влад опускает меня на кровать, его руки соскальзывают с моей талии, оставляя после себя след мурашек, после — пустоту и отчаяние, что он ушёл. В плену его гадких рук было так тепло… а теперь снова стало холодно.

Дурацкое тело нежилось и трепетало от жара крепкой, подтянутой фигуры. Сильной. Надёжной, как сталь. Разумеется, всё это я испытывала поневоле и ненавидела свои неосознанные реакции. Они пробуждали во мне ненавистные чувства. Будоражили и опьяняли. Я никак не могла забыть, каким потрясающим был этот мужчина.

— Смотри, мама, я нарисовала тебе картинки! Вот солнышко… — радостно заявляет Вера, тыча пальчиками в рисунки, развешанные по всей комнате. — Я специально повесила его напротив твоей кровати. Сейчас зима же, на улице холодно, много-много снега, поэтому, чтобы тебе не было грустно, я нарисовала тебе солнышко…

Больше не смогла сдерживаться, по щекам струйки слёз. Господи, это так трогательно… И правда, я заметила, что комната украшена детскими рисунками. Моя малышка нарисовала всё это для меня. Хотела сделать приятно.