В это же время, как будто специально, приходил Егор. По его лицу я сразу поняла, стоило только его увидеть в первый раз, что он не удивлен застать меня здесь. Значит, Свободин-старший всё ему рассказал.

Я старалась относиться к нему нейтрально. Будто он всего лишь сын нашей пациентки. И ничего более. Забыть о том, что у нас с ним есть общее прошлое. И у меня получилось. Правда, конечно, не сразу, но всё же получилось. Первое время во всём теле было напряжение.

После я научилась просто не обращать на него внимание, если он находился в палате своей матери.

И вот сегодня после обеда я сидела на стуле возле кровати Виктории Викторовны, рассказывая о своём детстве. Как вдруг сзади себя услышала тихий, но отчётливый скрип двери. Я сразу почувствовала, что это он.

— Всем привет, — раздался за спиной хорошо знакомый мужской голос с низкими хрипловатыми нотками. Я так и знала – Егор.

Не обернувшись, я обронила лишь небрежное:

— Здравствуйте! — и дальше продолжила свой рассказ, расслабленно сидя на стуле. — В детстве я очень любила лечить не только взрослых, но и собак и кошек. Меня мама в детстве ругала, что я всех бездомных животных домой тащу и лечу. А папа всегда гордился. Ну и, конечно, себя позволял лечить. Я очень родителей люблю.

— А где они сейчас?

— За границей, Виктория Викторовна. У папы там свой бизнес. Ну, и мама с ним. Куда он без неё? Если б не она, то папа бы целыми сутками пропадал на работе. В этом я вся в него. Люблю то, чем занимаюсь. Но сейчас всё по-другому.

— Например?

Мама Егора чуть подаётся вперёд, желая узнать подробности. И в палате наступает тишина, будто каждый из тех, кто находится в помещении, прислушивается к моему рассказу о своей жизни.

— У меня другие приоритеты.

Говорить о Полине, когда в палате находится её отец, я не хочу. Да и в принципе не хочу говорить о ней никому. Не хочу, чтобы её касалось всё это. Она совсем ещё маленькая. Кроха. Хоть и довольно умненькая девочка. Но она ещё ребёнок. И впутывать её во всё это я не хочу.

— Я жила с родителями пять лет. Совсем недавно сюда переехала. Вернулась обратно на родину, так сказать. Мне предложили хорошую работу, я и согласилась.

— Я рада, что ты вернулась, — мягкая улыбка касается губ Виктории Викторовны.

Я же отвечаю ей улыбкой на улыбку. Потому что я уже не особо и рада, что вернулась. За границей было намного спокойней. Морально. Не было того удушающего узла, что чувствую здесь.

Ещё какое-то время я сижу с женщиной, а потом, вежливо попрощавшись, ухожу. На Егора не смотрю. Но и он никакого внимания на меня не обращает, что меня вполне устраивает. Всё, что было у нас когда-то, осталось в прошлом.

По дороге в кабинет меня ловит Вита и говорит, что Глеб Семёнович просил к нему зайти. Я киваю, поблагодарив, и иду к начальнику. Тот, как всегда, у себя. Вновь разбирает какие-то бумажки. Что, в принципе, неудивительно, он же начальник, владелец клиники, и у него помимо больных и операций есть ещё дела со счетами и всем остальным.

— Соня, мне очень нужна твоя помощь, — говорит Глеб Семёнович, стоит мне только зайти.

— Что-то случилось? — сразу же напрягаюсь, услышав его слова.

— Завтра предстоит очень сложная операция. Она будет идти как минимум часов девять. И мне нужно, чтобы ты присутствовала на ней. Ассистировала. Я понимаю, что у тебя ребёнок, но операция довольно-таки тяжелая, сложная, и я могу доверять только тебе. Может, тебе есть с кем оставить Полину? Если нет, то найди няню. Я заплачу.

— Нет-нет, что вы, Глеб Семёнович. Мне есть с кем оставить Полину. Хорошо. Если кроме меня некому, то я согласна.