Он провел меня под коротенькой галереей с пыльным окном, повисшей между двумя домами, и показал:

– Здесь.

Старая рассохшаяся дверь открывалась только наполовину, упираясь в асфальт. Командировочным робототехникам повезло меньше, чем авиаинженерам: лестница была узкой и какой-то кривой, воняло крысиным ядом, мочой и несвежим дыханием парящих труб из разверстого зева подвала. Железные грязные перила липли к рукам. Между узких оконных рам с разбитыми стеклами сохли мертвые мухи, на треснувшем вдоль подоконнике стояла пустая бутылка из-под портвейна «Агдам» и граненый стакан, полный окурков от папирос.

– Не «Астория», конечно, – прокомментировал Куница. – Зато отдельное жилье со всеми удобствами, а что еще командированному надо, верно? И лестница малонаселенная.

На тесных площадках было всего по одной квартире. Мы поднялись на третий этаж к двери, через которую в начале века кухарки принимали поставщиков овощей и молока, а горничные, таясь и краснея, бегали на свидания к шоферам. Куница нажал на звонок. Тишина.

– Не работает, – констатировал он и постучал в дверь кулаком.

Ничего.

– Хозяева! – зычно возгласил лейтенант и снова забарабанил кулаком.

Наверху лязгнул замок, скрипнула дверь, и старушечий треснутый голос пронзительно закричал:

– Чего стучишь, ирод?!

– Клавдия Макаровна, это участковый! – отозвался Куница. – Все в порядке, отдыхайте!

– Чтобы ты сгнил! – взвизгнул голос, а следом дверь громыхнула так, что под потолком закачалась лампочка на лохматом от грязи шнуре.

– Вот такие нравы, – смущенно прокомментировал лейтенант. – Ну что, уходим?

Мы вернулись в его кабинет.

– В общем, так, товарищ лейтенант. Дело, еще раз повторяю, очень серьезное и, возможно, государственной важности.

– Понял, – серьезно кивнул участковый.

– Сегодня же вечером дай задание своему помощнику… Как, кстати, его зовут?

– Вася. В смысле Василий. Старшина Василий Ишков.

– Значит, поставь задачу товарищу Ишкову проверить эти квартиры еще раз. Пусть послушает у дверей, посмотрит на окна, не горит ли свет. Если выяснится, что там кто-то живет – немедленно сообщить мне лично. Вот рабочий телефон, вот домашний.

Я записал несколько цифр на листке перекидного календаря.

– Дальше. Прошу лично и с привлечением помощника патрулировать участок. Желательно каждый час. Установите посменное дежурство. Приказывать я тебе не могу, только попросить, но, если нужно, придет распоряжение руководству РУВД из главка.

Куница, проникшись важностью миссии, замахал руками.

– Не надо, товарищ капитан. Одно дело делаем.

– Ориентировку я тебе оставляю. Тебе должны такую же из РУВД передать, но это пока еще будет – несколько дней пройдет. А время дорого. Если эти двое здесь появятся – один или оба, – немедленно сообщай мне. Не найдешь – звони начальнику третьего отдела полковнику Макарову, требуй у дежурного, чтобы соединил, ссылайся на меня. Не получится – просто вызывай дежурную оперативную группу из района, говори, что здесь «вежливые люди», они разберутся.

– Задачу понял. Не волнуйтесь, товарищ капитан, не подведу.

Я встал и протянул руку.

– Спасибо, лейтенант. До встречи.

Воскресный полдень наваливался торжествующим жаром. Даже голуби куда-то попрятались, но у меня был выходной, и захотелось прогуляться пешком. Я родился и вырос на Лесном проспекте, после армии жил в новостройках, и центр города с детства был для меня чем-то вроде заповедной гостиной старого дворянского дома, в котором я обитал сначала в людской, а потом и вовсе в какой-то конюшне. Тут все было иным: непохожие друг на друга дома, узкие нарядные улицы, балконы, статуи, мосты, парки, дворцы и музеи и даже сумрачные лабиринты дворов-колодцев или инфернальные трущобы Коломны для меня, мальчишки из рабочих кварталов Выборгской стороны, казались наполненными хоть и непривычным, но по-своему очаровательным колоритом. Поэтому я вышел на площадь Труда и отправился к мосту Лейтенанта Шмидта, намереваясь пройтись потом по набережным Васильевского.