Я упорно рассматривала его белую кожу.

Я бы, наверное, поддалась на уговоры, распахнула любимому объятия, а через месяц, когда он ушел бы в следующий рейс, рыдая, обнималась бы с унитазом в одиночестве.

Через полгода Макс снова бы появился – когда беременность достигнет стадии «красивый круглый животик, уже не токсикоз, еще не рожать», а потом снова бы ушел в рейс. Вернулся – а его ждут жена и ребенок. Уехал. Приехал. Ребенок подрос, жена чудом не сошла с ума…

И так еще лет десять, пока ребенка не получится сдать в еженедельную школу при КосмоАкадемии. В течение этих десяти лет Макс будет получать повышения и с каждого нового звания просить у меня еще одного малыша. В итоге я вырвусь в науку не раньше сорока лет, и к тому времени я готова буду изучать помет варлоков, только бы не изучать содержимое памперсов.

Откуда я все это знала? Умела собирать информацию. Люди – те же животные или растения, только с более сложным социальным поведением. К тому же мне очень повезло со свекровью – Фелиция Теофраст однажды пригласила меня выпить и рассказала, как ей удалось вырваться из круговорота кормления, смены подгузников и прикормов.

Ей помогла ее мать. Она приехала однажды, увидела беременную дочь с годовалым малышом на руках, задумчиво стоящую у окна, и осталась. Больше того – велела Фелиции возвращаться на работу, взяв на себя всю заботу о малышах. Чего ей это стоило, Фелиция мне не рассказала, но я понимаю, что вырастить пятерых сыновей даже от мужа-адмирала – нелегкий труд. А уж сделать при этом карьеру полевого космобиолога, а потом академического космозоолога…

В общем, я молчала, а Макс не стал настаивать. Подозреваю, моя свекровь постаралась донести до него мысль о том, что мне необходимо закончить учебу, написать диссертацию, а уж потом думать о детях. Мой пилот не сразу, но смирился. Во всяком случае, в этот свой приезд он больше о детях не говорил. А следующий его отпуск – через полгода, совпал с моим назначением на космическую станцию «Эдельвейс».

Я прыгала до потолка, радуясь невероятной удаче. Для ясности объясню – земной союз проводил исследования и на планетах, открытых рейдерами, и в космосе. Всего космических станций было великое множество – на орбите каждой планеты крутилось минимум три-четыре автоматических модуля, на которые люди или инопланетяне заглядывали раз в сезон – проверить автоматику, сменить дежурных техников или подвезти им пайки и новости. Но биологических исследовательских станций было всего пять. Три из них полностью принадлежали Земному союзу, включающему в себя планеты, населенные исключительно людьми. А две считались «смешанными». То есть в их постройке, функционировании, обслуживании принимали участие инопланетяне. Причем не всегда это были гуманоиды. Станция «Кракен», например, управлялась разумными осьминогами планеты Океан.

Любой земной биолог или зоолог счел бы невероятной удачей попасть на практику даже на земную станцию, а уж на инопланетную!.. Не знаю, на какие кнопки нажала Фелиция Теофраст, но я получила грант на исследования и допуск на инопланетную станцию «Эдельвейс» – более комфортную для землян. В «Кракене» восемьдесят процентов площади занимали аквариумы, комфортные для осьминогов.

Радостно попрыгав, я принялась паковать научные материалы. Конечно, в космическую эпоху видов носителей были десятки – от микрофлешек объемом в сотню гигабайт до солидных лазерных дисков, в которые можно не глядя запихнуть всю информацию по научным разработкам целого института. Но я по детской привычке пользовалась бумажными ежедневниками, лабораторными журналами и блокнотами для заметок. Макс над этим посмеивался, а мне работа с листом невиртуальной бумаги помогала сосредоточиться и правильно сформулировать мысли.