Новый слой общества – буржуазия всех калибров – мог позволять себе употреблять сладости в больших количествах и превратился в главного поставщика граждан повышенной тучности. Это сильно ударило по моральным доводам в пользу диеты: богобоязненному жителю Средневековья было гораздо легче внушить греховность и аморальность чревоугодия, а вот успешный представитель эпохи Просвещения, каким бы набожным он ни был, объедался без зазрения совести и прекращал чревоугодие, только будучи напуганным приступом болезни.
Показателен пример Джорджа Чейна, врача из Шотландии, который прославился исследованием нервных болезней своего времени, в частности ипохондрии, истерии и знаменитого английского сплина. К своему главному медицинскому труду он присовокупил автобиографию, где описал собственный случай борьбы с ожирением. Среди предков Чейна было немало тучных людей, и после 30 лет он и сам начал быстро набирать вес. Этому способствовал переезд в Лондон и общение с плохой компанией – обеспеченными людьми, «прожигателями жизни», как их окрестил Чейн, которые не знали удержу ни в еде, ни в выпивке. В итоге к 42 годам шотландский медик превратился в одышливого, нервного и насквозь больного старика. Все друзья его покинули, а сам он был вынужден переехать в какую-то сельскую глушь. Там он перешёл на вегетарианскую диету с сильным ограничением калорий и, по его собственным словам, «растаял, словно снеговик летним днём». Постоянно апеллируя к аморальности ожирения и порицая невоздержанную столичную жизнь, автор подробнее всего останавливается именно на медицинских аспектах того, что с ним случилось: как ему помогли отказ от алкоголя, серьёзное уменьшение в рационе количества мяса и увеличение доли овощей и молока, а также постоянные упражнения на свежем воздухе. И как лишний вес (а с ним и все хвори) возвращался, стоило только Чейну перестать соблюдать собственные предписания (а такое с ним происходило несколько раз).
Как видите, «срывы» во время диеты и попытки сжульничать, включая в рацион запрещённые продукты, – это совсем не современное изобретение. От внимания современников эта коллизия не ушла: под самый занавес столетия, в 1796 году, личный врач короля Пруссии (и изобретатель термина «макробиотический») Кристоф Вильгельм Хуфеланд и один из величайших европейских философов Иммануил Кант поспорили о том, у кого лечиться обжоре – у приземлённого доктора или одухотворённого мыслителя. Следует отметить, что к моменту публичной дискуссии видных учёных общество уже сделало свой выбор, и страдающие ожирением граждане искали исцеления в объятиях докторов, которые лечили их в меру своего разумения и существовавших воззрений. А они могли включать не только урезание рациона и физическую активность (рекомендации, без сомнения, полезные), но и намного менее эффективные, хотя и дико популярные в то время процедуры, начиная от минеральных ванн и электрического шока и заканчивая растираниями с помощью горячего мелкого песка. Вдобавок всегда оставались относительно недорогие «патентованные порошки для похудения», в состав которых могли входить мыло и стрихнин – их прописывали тем, кому электрошок был не по карману.
К началу индустриальной революции XIX века научное сообщество серьёзно углубило свои знания о феномене ожирения. В то время у врачей на полках стоял труд английского хирурга Уильяма Уодда «Заметки о тучности» (первое издание этого труда было в 1810 году), где это состояние было названо болезнью и проиллюстрировано результатами многочисленных анатомических исследований. Учёные уже твёрдо знали, что склонность к полноте передаётся по наследству, но ещё до конца не разрешили вопрос о том, являются ли такими же наследуемыми признаками слабоволие, лень и депрессия («меланхолия»), с которыми лишний вес ассоциировался в XVIII столетии.