– А какие у вас дела, Агтулх? – Когда те были достаточно далеко и не могли услышать, спросила Рабнир.

– Да хрен его знает, что-то придумаем. – Приобняв ту, с улыбкой надменной, повис у неё на плече. – О, точно, Гончья, красавица моя, попроси тётю Веру, пусть приготовит синим что-то перекусить. Но только так, с рыбой, и без особых изысков.

– К-красавица? – Гончья обернулась, удивлённо пальцем тыкнув себя в грудь.

– Ты-ты, забыла, как тебя зовут, что ли? – Добившись нужной реакции, посмеявшись с неё, добавляю: – Стелле, Аукай и этой свинье порции приготовит пусть отдельные, получше, чем у других. Исполнять.

– Есть! – Довольная, как слон, тут же кинулась за работу Гончья.

Ох, ё-моё, чувствую, сейчас начнётся у меня весёлая жизнь с этими имперскими свинками. Блядь, ну хоть убейте, не понимаю, неужели в такой здоровой, мощной стране не нашлось кого-то на роль посла поинтереснее? Где они взяли эту тушу, это у них типа признак достатка? Я нигде, вообще нигде, не видел таких чудовищ: четыре подбородка, сука – четыре! Да её, если на диету посадить, маленькую деревню на излишек еды накормить можно. Бля… а вдруг это болезнь какая, сахарный диабет там, и не… по морде этой твари видно, единственное, чем она болеет, так это излишком собственного величия, во всех смыслах этой фразы.

С большой радостью скинул бы эту перекормленную тушу, а также все торговые сделки с ней, на Батю. Блядь, ну и где его черти носят, когда он так нужен?

Ступая по пепелищу и переступая трупы, Добрыня внимательно рассматривал следы произошедшего накануне побоища. Кто-то добрался до предателей раньше его войска и этот кто-то был явно очень и очень силён. В перемешку, одна на другой, валялись кетти и Рагозские воительницы. Повсюду виднелись разбросанные тела, разорванные и при этом не разрубленные. Добрыня в жизни своей много видел, но то, что предстало ему сейчас, в корне отличалось от всего, что он когда-либо переживал.

– Может, они друг друга перестреляли? – Глядя под ноги, спросила помощница Добрыни.

– Из чего? – Пальцем старик ткнул в рану на плече убитой кетти, надавил, и палец прошёл насквозь. Такую же рану Добрыня видел и на теле валявшейся рядом Рагозской наёмницы, которую в области груди прикрывала высококачественная кираса. – Посмотри, в кетти попали трижды: плечо, голова, живот – всё сквозное. В эту попали один раз, между грудей, и насквозь, даже позвоночник пробило. Ядер такой формы я вокруг не вижу, и воронок, которые они могли оставить, тоже. Выходит, огнестрел тут не при чём, их всех убивали из одного оружия. Хоть следы борьбы налицо, но не видно, чтобы они сражались друг с другом. Оглянись, их мечи, если и заляпаны кровью, то только той, что вытекала на землю из других. При этом нет ни у кого ни ссадин, ни пулевых, ни порезов от оружия, которым они владели.

– Ну… – протянула кетти, – я видела парочку от пуль.

– Скорее всего шальные. – Отказался верить в теорию, что Республика в ответ на неудачу решила вырезать предательниц, чьим знаменем в войне она могла прикрываться. Следующей целью для изучения стала разорванная пополам женщина с очень выразительной деформацией плечевого и тазобедренных суставов. На запястье у той виднелись синяки, словно нечто, то ли кандалы, то ли верёвки обвились вокруг… Задрав на ноге плотную ткань республиканских красных штанов, Добрыня видит аналогичные отметины.

– Будто её привязали к двум быкам и погнали их в разные стороны, разорвали… – проговорил старик, изучая почву, но следов копыт не обнаружил. До ближайшего дерева далеко, веревок вокруг не видно, следов волочения тоже, а подобных разорванных тел слишком много. – Ну не могли же верёвки сами по себе летать по воздуху и рвать людей на части. – Ничего не понимая, пробормотал старик, и тут же на соседней возвышенности, на фоне листвы и неба, заметил одиноко стоящий силуэт. В красных рваных одеждах, похожих на республиканскую форму, это была девочка или скорее подросток. Добрыня кивнул в сторону загадочной особы, его кошки тут же приметили цель и рассредоточились, рассыпаясь вокруг.