– Пусть бог смилостивится над нами… – говорит дед, видя, как делегация представителей Империи входит в поселение, в котором, внутри полуразваленной лачуги, уже ожидал он, великий и неповторимый Агтулх Кацепт Каутль. Дурачок, беззубый(по характеру), слабый, добрый, слишком трусливый, чтобы в одиночку изменить историю, и в то же время слишком спонтанный, чтобы просто позволить всему вокруг себя двигаться своим чередом. Действия Лёши, Добрыня мог просчитать примерно так же, как действия врага. Шанс возникновения конфуза, неприятной концовки, высок, и на этот случай у Добрыни был план Б и пара десятков пленниц в форме республиканок, головы которых можно вернуть к берегу вместе с телом беловолосой. С другой стороны, если они договорятся, эта победа, союз в глазах простых граждан, станет очередной победой мелкого шкетa. В очередной раз, уровняв мальчика на должности «Члена на ножках» с мужчиной Генералом. Главой всего и вся. Добрыню раздражала эта несправедливость, хотя в эту же секунду он понимал, что сегодня малый рисковал не чуть не меньше, чем любая из солдат, сражавшихся на поле боя, у моря или в джунглях. Сегодня его представят не просто как мужчину или самца, не просто как какого-то делегата или доверенного лица. Его прилюдно, перед врагом, назовут мишенью номер один, целью, убив или схватив которую, по факту враг должен взять контроль не просто над родом, а над целой страной, представленной одним простым и незащищённым мужчинкой. Самцом, названным богом, и посаженным на против человека в погонах, чинах и, скорее всего, полностью отстранённого от религиозных суждений.

Если всё пойдёт не по плану, если империя внезапно решится вместе с республикой задушить Федерацию, то первым делом объединённая армия возьмется не за него(Добрыню), а за того, кто возомнил себя или был назван местными богом. Лишь уничтожив или сломив символ их сопротивления, обе стороны начнут думать о других, о чинах, генералах и героях, стоящих за верховным. И пока дело дойдёт до него, часы не раз отобьют двенадцать, позволив хитрому старику несколько раз сменить цели, а с ним и намеченный маршрут. За собственными улыбками, благородными речами, обещаниями жертвовать во имя других, Добрыня всё реже думал о посторонних. Много лет он служил во имя чьих-то великих идей, во благо «великих» лидеров, что без стыда, с гордостью на лице уничтожали наследия великих предков. Старика раздражало, что кто-то, по случайности обладавший молодостью, обычной физиологической особенностью, позволявшей поло́вым органам привлекать женщин, мог стоять с ним, солдатом и командиром, на одной по значимости черте. Всё чаще старик задумывался о словах своей помочницы, всё чаще, за дурные мысли, за свой нарастающий внутри гнев, проклинал самого себя. Конфликт внутри великого человека, где сражались алчность и совесть, подходил к своей кульминации, итог которой никто не мог предсказать.

Шатёр, к которому привели Старпома, охранялся не хуже имперских шатров на праздничной охоте или выездном банкете. На земле стража, и она повсюду; а ещё есть деревья. Старпом не знала, какую такую магию задействовали дикари на деревьях, но разглядеть их ей не удавалось. Лишь благодаря своему звериному чутью, интуиции, на которую опытный помощник полагался всю свою жизнь, она могла с уверенностью сказать: стража на земле – ещё не всё, что есть у дикарей.

Перед входом в задрыпанный, рваный и перелатанный шатёр группу послов останавливает высокая, чернохвостая и смуглая воительница. Рядом с которой, удивляя своим имперским видом, стояла светлая девчушка без звериных ушей или хвоста. Голубые глаза, золотистые шелковистые волосы, сильное тело… «Не повезло, подруга, грудью-то тебя боженька обделил!» – взглянув на два печальных, плоских холма, про себя хмыкнула Старпом.