Проплакав всю ночь, я тем не менее оказалась не готова к ощущению скорбной безысходности, охватившему меня, когда гроб опустили в землю! Такой большой гроб для почти бесплотного тела тетки Роуз… Я вдруг пожалела, что не попросила открыть его, чтобы в последний раз взглянуть на родного человека, пусть тетке и безразлично. Или нет? Может, она смотрит на нас из своего далека, желая сообщить, что добралась нормально? Эта мысль немного утешила меня и даже отвлекла от происходящего, настолько мне хотелось в это поверить.

Единственной, кто не выглядел мокрой крысой к концу траурной церемонии, была Дженис в пластиковых сапогах на каблуках высотой четыре дюйма и черной шляпе, означавшей что угодно, только не траур. В отличие от сестрицы я надела то, что Умберто однажды окрестил одеянием Атиллы-монахини: если сапоги и колье Дженис выглядели откровенным приглашением к знакомству, мои старомодные боты и наглухо застегнутое платье без обиняков предлагали отвалить.

На похороны пришло всего несколько человек, и заговорил с нами лишь мистер Гэллахер, наш семейный поверенный. До этого печального дня ни Дженис, ни я не были с ним знакомы, но тетка Роуз говорила о нем так часто и с таким обожанием, что личная встреча не могла не разочаровать.

– Вы, насколько мне известно, пацифистка? – спросил он, когда мы шли к выходу с кладбища.

– Джулс обожает воевать, – встряла Дженис, радостно шагая посередине, не обращая внимания, что с полей ее шляпы вода льется на нас обоих, – и швырять в людей всякую дрянь. Вы слышали, что она сделала с Русалочкой?..

– Помолчи, – оборвала ее я, пытаясь отыскать сухое место на рукаве, чтобы в последний раз вытереть глаза.

– О, не надо скромничать, ты же попала на первые полосы!

– Я слышал, ваш бизнес имеет большой успех? – Мистер Гэллахер посмотрел на Дженис, пытаясь улыбнуться. – Должно быть, очень сложно сделать всех счастливыми?

– Счастливыми? Фу-у-у! – Дженис едва не ступила в лужу. – Счастье – худшая угроза моему бизнесу. Мечты – вот мой главный козырь. Разочарование, неосуществимые фантазии, несуществующие мужчины, недоступные женщины – вот где деньги! Одно свидание, за ним другое, потом третье, затем…

Дженис трещала без умолку, но я не слушала. По иронии судьбы сестрица у меня профессиональная сваха, притом что от природы напрочь лишена романтики. Несмотря на привычку флиртовать с каждым мужиком, она относится к ним как к шумным бытовым электроприборам, которые включаешь, когда нужно, и выключаешь, когда надобность минует.

С самого детства у Дженис была страсть все раскладывать по парам: два медвежонка, две подушки, две щетки для волос, – и даже в те дни, когда мы были в ссоре, она сажала наших кукол на ночь на полку рядом, соединяя их ручонки. Может, этим и объясняется ее выбор карьеры: в подборе пары каждой твари Дженис даст фору самому Ною. Единственная проблема заключается в том, что, в отличие от строителя ковчега, моя сестрица давно забыла, для чего эти пары соединяют.

Сложно сказать, когда все изменилось. В старших классах Дженис поставила своей задачей развенчать все мои возвышенные представления о любви. Меняя бойфрендов, как дешевые колготки, Дженис находила особенное удовольствие в том, чтобы шокировать меня подробными рассказами, пересыпанными презрительным сленгом, от которых я переставала понимать, для чего женщинам вообще иметь дело с мужчинами.

– Так что вот так, – сказала она накануне выпускного вечера, накручивая мои волосы на розовые бигуди. – Это твой последний шанс.